На далеких рубежах - [144]

— Да ты не стесняйся, соколик, поцелуй и вдовицу.

В толпе расхохотались.

— Целуй, целуй его, Марфа! — крикнул кто-то из мужчин.

— Помалкивай, дурак, я впервые вижу живого летчика. Тебе этого не понять!

— Тащи его к себе в сани!

Женщина и вправду не выпускала летчика из своих цепких объятий.

— Ну, что ж теперь делать? — шутили колхозники. — Может, и свадьбу справим, а? Вот бы здорово!

Только сейчас Телюков увидел Рыцаря, который бешено вертелся у ног. Он поднял его, прижал к себе. Потом достал из сумки кусок козлятины.

— На, получай за верную службу!

Рыцарь на лету поймал кусок мяса.

Гречка разыскал радиста и приказал ему немедленно связаться с «Тайфуном». Вскоре он диктовал радиограмму: «Телюков найден. Жив, здоров. Находимся в селе Коряковка. Техник-лейтенант Гречка».

С песнями и шутками обоз повернул назад.

Глава девятая

Начальник штаба дивизии полковник Вознесенский — человек солидный. Мелкие интриги — не по его части. На сплетни Гришина — а в том, что это были сплетни, он не сомневался — махнул рукой. Паутина. Дунул — она разорвалась. И не таков Поддубный, чтобы не выпутаться из этой паутины. Скрутить его в бараний рог можно лишь веревкой, и вот конец этой веревки теперь в его руках: потеря самолета. А причина потери? Недисциплинированность летчика Телюкова. А кто обучает и воспитывает летчиков в полку, кто отвечает за дисциплину в первую голову? Командир полка!

Теперь он, Вознесенский, имеет полную возможность сполна посчитаться с обидчиком, ответить ему на вопрос: для кого в комнате боевого управления КП поставлен стол — для дипломата или солдата?

И Вознесенский начал действовать. Главное для него состояло теперь в том, чтобы собрать факты, на основании которых командиру полка подполковнику Поддубному можно было бы объявить в приказе служебное несоответствие. Эти факты мог дать летчик. Выгораживая себя, он вольно или невольно впутает командира. Ведь каждому своя рубашка ближе…

Таким образом, не случайно Телюков, подобранный вертолетом в селе Коряковка, первым делом очутился в кабинете начальника штаба дивизии.

— Ну, докладывайте, что случилось с вами в полете, капитан, — сказал начштаба после того, как летчик представился ему.

Поправив очки на переносице, начштаба потянулся рукой к чернильному прибору, раскрыл блокнот.

Телюков говорил правду, ничего не утаивая, ничего не добавляя.

— Гм… Выходит, что во всем происшедшем виноваты вы один? — разочарованно протянул начштаба. — Плохо, капитан, очень плохо. Вам придется держать ответ, возможно, даже в судебном порядке. За вами уже целый ряд нарушений летных правил. Во-первых, вы обязаны были доложить о подвесных баках, а вы этого не сделали. Во — вторых, какое право вы имели гнаться даже а явным самолетом-нарушителем без разрешения, без команды с КП? И вот результат налицо: загублена боевая машина. А может, вы все-таки докладывали про аварию с подвесными баками? — допытывался полковник. — А ну, подумайте.

— Нет, товарищ полковник, не докладывал.

— Командир полка был на СКП, когда вы вылетали?

— Так точно!

— А вы и словом не заикнулись о баках?

— Нет, товарищ полковник. Не хотел, чтобы меня завернули.

— И про помпаж не докладывали?

— Не докладывал. В этом не было нужды.

— А подготовку к боевому дежурству проходили?

— Так точно!

— Кто конкретно проводил с вами подготовку?

— Сам командир полка.

— Он напоминал вам о том, что необходимо сообщать об отрыве подвесных баков?

— Не помню. Кажется, нет, но при каждой аварийной ситуации… Да ведь это известно любому летчику.

— Ага, значит, о подвесных баках речи не было? — уцепился за эту фразу начштаба.

Телюкова начинали раздражать эти наивные наводящие вопросы.

— А чего бы мы о них говорили? Сколько служу в полку, не знаю случая, чтобы подвесные баки сорвало.

— Вот так оно и получается: давно гром не гремел, забыли, когда перекреститься надо.

— Ничего мы не забыли, товарищ полковник! И если искать виновника, то это именно я. Заслуживаю — судите. Только я почти уверен, что сбил нарушителя границы.

— Почти! — съязвил начальник штаба. — В военном деле слово «почти» — пустоцвет.

— Я точно взял самолет в прицел, вот так, — Телюков показал на пальцах.

— Да, но кто докажет, что вы сбили бомбардировщик? Спикировал? Да ведь неизвестно, упал он или попросту ушел. А вот свой самолет погубили — это уже факт. И терять свои самолеты для того лишь, чтобы прогнать нарушителя границы, — это, знаете, далеко не подвиг. Вам определенно придется отвечать. Перед трибуналом. Понимаете?

Телюков промолчал.

— У меня складывается такое впечатление, — сказал после паузы Вознесенский, — будто вы боитесь сказать что-либо против командира полка. Например, о недостатках в подготовке дежурных экипажей. Прошу говорить открыто и честно. Замалчивание не облегчит ваше положение.

— Я, товарищ полковник, сказал все честно. Ну, кто же, кроме меня, виноват в том, что я не доложил о баках? Никто. Я без разрешения погнался за искусственным спутником — тоже факт! Ошибся, но поступил так, как подсказывала мне совесть. А что бы вы сейчас мне сказали, если б я, заметив чужой самолет, не атаковал его?

Полковнику явно не нравились ответы летчика.