На большой реке - [20]

И уши у Ниночки пылали, как два кусочка кумача.

Держась обеими руками за трибуну, она окинула взглядом узенькую бумажку, где записано было основное, что ей надлежало сказать.

Ей казалось, что удары сердца пошатывают ее и что это заметно. Наконец звонким взволнованным голосом она произнесла первое слово: «Товарищи!»

Тут опять наступила заминка: вдруг показалось, что лучше начать с другого, не в том порядке, как стояло в ее памятке. Несколько мыслей как бы враз кинулись завладеть ее языком, речью, словно наперегонки. Запись, лежащая перед ней, вдруг зарябила и стала почему-то нечеткой. И зачем согласилась?! Ну, ладно! Главное, помни, Нина, что надо возразить Рощину, рассказать ему, в какие возмутительные условия брошены ребята на этой самой ЛЭП. А затем это... это... и еще Аркадию всыпать как следует...

И пока где-то боком сознания неслись эти мысли, ее речь уже началась. Тайминская стала спокойнее.

А внешне это обозначилось тем, что перестали пылать уши.

Перестал волноваться за нее и товарищ Журков. Он скрестил на объемистом своем брюшке крепкие короткопалые руки.

— Товарищи! — говорила Тайминская. — Я работаю здесь совсем недавно. Обслуживаю экскаваторный парк правого берега. Котлован... Ясно, что мне далеко не безразличны вопросы питания электроэнергией нашей стройки. Ведь ни для кого не секрет, что мы сидим на голодном пайке в смысле электроэнергии. Это лимитирует нас во всем, во всем, и прежде всего в развороте строительства основных сооружений. Вот почему я с большим волнением вслушивалась в то место доклада товарища Рощина, где он упомянул о нашей ЛЭП, назвав ее комсомольским объектом. Жаль только, что начальник строительства скользнул по этому вопросу... Не с того конца вы начинаете, товарищ Рощин, когда сваливаете на комсомольцев вину за ту безобразную обстановку, которая действительно создалась на прокладке ЛЭП. Не с больной ли головы на здоровую хочет товарищ Рощин свалить?

Рощин внимательно смотрел на говорившую. Вот незаметным движением левой руки он расстегнул крючки на вороте своего белоснежного кителя. Впрочем, в зале действительно было жарко. Многие из девушек время от времени принимались обмахиваться блокнотами.

Артемий Федорович Журков тоже смотрел на Нину, склонив голову к плечу.

А она продолжала сбивчиво, горячо, бросая одну мысль, начиная другую и снова возвращаясь к первой.

— Да! Электроэнергия лимитирует нас! — повторила она. — Но энергию дают люди!..

Журков при этих словах как-то воспрянул весь, и на его лице изобразилось нечто вроде тщеславного изумления, с каким родители вдруг радостно ошарашиваются неожиданной начитанностью своего дитяти. И, пожалуй, с тем же нетерпением, с каким они ждут не дождутся первого навернувшегося гостя, чтобы и тот удивился, порадовался бы вместе с ними, обводил старый начальник политотдела взором своим и Рощина, и академика, и своего помощника по комсомолу.

Лебедев ответил ему взглядом и улыбкой понимания.

А Тайминская продолжала:

— Трудно, товарищи, прокладывать электротрассу в горах. Грунт каменистый, тяжелый. Скальный грунт! Однако на всем огромном протяжении трассы уже выбиты котлованы для опор ЛЭП: их свыше полутора тысяч!.. Товарищи! Я не буду дальше останавливаться на тех лишениях, которым подвергаются юноши и девушки — строители ЛЭП. Лишения эти — плод недопустимого забвения о нуждах человека. Другой причины нет и не может быть. Назову конкретных виновников...

И Тайминская назвала фамилии лиц начиная с начальника орса и начальника конторы материально-технического обслуживания.

— У нас много кричат о правильном использовании молодых специалистов. Но вот вам один из целого ряда фактов: на строительстве подстанции по-большевистски трудятся комсомольцы Беляков и Анисимов. Оба они слесари высокой квалификации. И что же? Их используют как... грузчиков! Почему, спросите? А потому, что, несмотря даже на выезд «толкача» в Лощиногорск и в главную контору снабжения, до сих пор не завезены на линию детали, необходимые для их работы. А деталей этих в избытке. Мы с Инной Кареевой, как рейдовая бригада, сами это проверили на складе...

— Черт его знает что! — возмущенно прогудел Рощин.

— Я кончаю! — торопливо произнесла Нина. — Не понимают юноши и девушки ЛЭП, почему они оказались пасынками строительства в своих насущных культурно-бытовых нуждах. И я спрашиваю секретаря нашего комитета товарища Синицына: неужели Лощиногорск за тридевять земель, что лэповцы за все время своей работы так ни разу и не имели счастья узреть его светлые очи?!

— И вот я спрашиваю, — звенел голос Тайминской, — где же был начальник строительства, где же был начальник политотдела, чтобы помочь расшить нам, комсомольцам, эти узкие места? И тем более непростительно товарищу Журкову, что он ведь имеет заместителя по комсомолу!

Закончив этим, она сошла с трибуны.

Секунду длилось молчание. Затем Журков разомкнул сложенные на животе руки, привстал, затем снова опустился в кресло, и все слышали, как начальник политотдела проворчал, явно одобряя оратора:

— Так, так его, старого черта!..

И академику Лебедеву при взгляде в этот миг на Журкова вдруг вспомнилось: