На большой реке - [11]
Это Нина Тайминская.
Вместе с Клавой Хабаровой, что работает дежурной в гостинице нефтяников, она пришла сюда в обеденный перерыв, чтобы вывесить на двери управления Правобережного стройрайона телеграмму-«молнию» комсомольского контрольного поста начальнику района инженеру Степанову:
«Товарищ Степанов! На вас в первую очередь падает ответственность за то, что у Правобережного района отнято переходящее Красное знамя, которое так доблестно было завоевано в первом квартале.
Тревожно на котловане!
Тревожно с жильем!
Плохо на строительстве высоковольтной линии электропередачи!
Майский план недовыполнен на 14%!
Примите меры!..»
Под телеграммой-«молнией» стояла подпись комсомольского поста. Через весь лист, сверху донизу, прочерчен был красный зигзаг молнии, словно бы на огромном телеграфном бланке.
— Вот. Пускай призадумается Степанов! — по-удалому стукнув кулаком о дверь и тряхнув головой, произнесла Тайминская. — Клава, пошли!
Они спустились с крылечка и направились было к двухэтажному белому домику, где одну из комнат внизу занимал райком ВЛКСМ.
Но в это время, медленно пересекая дорогу, из-под горы выехала черная «Победа» и остановилась на изволоке, преграждая им путь.
Первым из машины вылез тот самый человек, в сердце которого должен был ударить зигзаг комсомольской «молнии». Это был Ираклий Семенович Степанов, начальник правого берега, седенький, сухонький, с острым выбритым лицом, в коричневом костюме, в коричневой шляпе.
Вторым ловко и упруго, как мяч, выпрыгнул Артемий Федорович Журков.
А третьим неторопливо вынес ногу высокий, се проседью светловолосый человек, по-видимому гость, и особо чтимый, судя по тому, как Степанов и начальник политотдела с подчеркнутой и дружественной почтительностью дожидались, повернувшись к нему лицом, когда он выйдет из машины.
Девушки хотели обогнуть «Победу». Но в это время Журков окликнул Тайминскую.
— Погоди, погоди, летчица! — с веселой напускной строгостью обратился он к ней. — Мы ведь видели, как ты с подругой прибивала грозные свои тезисы, подобно Лютеру у дверей собора. А ну, огласи нам... Впрочем, — добавил он, указывая коротким, пухлым перстом на «молнию» контрольно-комсомольского поста, — по этому разящему огненному знаку могу заранее сказать, что кому-то из начальников не поздоровилось.
Ответ был неожиданным.
— В первую очередь вам, товарищ Журков! — отвечала Тайминская.
Слегка оторопевший Журков развел руками, выпятил нижнюю губу, обвел всех взглядом, как бы призывая в свидетели, что он терпит напраслину, а затем рассмеялся.
— Вот как? — спросил он Тайминскую, впиваясь в нее взглядом. — А не в чужом ли пиру похмелье выпало на мою долю?..
— Нет, не в чужом, — все с той же прямизной, не улыбнувшись и не отведя спокойного взора от лица Журкова, ответила девушка. — Вы, как начальник политотдела всей стройки, нам кажется, в первую очередь отвечаете за то, что коллектив правого берега утратил переходящее знамя!
— Кому это вам? — все еще не решив, как отвечать ей на эту атаку, слегка петушась, спросил Журков. — Вы сказали: «нам кажется».
И снова спокойный, простой ответ:
— Нам, Правобережному райкому комсомола.
Лицо начальника политотдела сразу стало ответно строгим.
— Ого! Это дело серьезное!.. И, по-видимому, по-видимому, — пробормотал он с расстановкой, — по-видимому, обвинения ваши в мой адрес более чем справедливы... Что ж! По-большевистски отнесемся ко всякой деловой критике. Однако ж пойдемте посмотрим, чго мы там нагрешили... Пойдем, пойдем! — снова впадая в полушутливый тон, обратился он к Степанову и даже слегка потянул его за рукав. — А то, я вижу, ты склонен спрятаться от огня критики за мою широкую спину!..
Затем он, спохватившись, заговорил с приезжим:
— Вы уж, Дмитрий Павлович, нас простите: на фронте — по-фронтовому!..
— Ничего, ничего, — промолвил тот мягким, негромким баритоном, — иначе я буду чувствовать себя в тягость.
Журков взял его слегка за локоть и как бы доверительно проговорил:
— Вот видите эту девицу, то есть, виноват, этого юного товарища? Вот, познакомьтесь...
При этих словах Нина слегка наклонила голову и назвала свое имя. Она представила и подругу:
— Клава.
— Лебедев, — тихо и несколько смущенно назвал себя спутник Журкова.
А тот, идя к злополучной «молнии», продолжал:
— Так вот: эту молодую особу я совсем-совсем недавно доставил сюда на нашей гэсовской «уточке». И даже там, над облаками, я отечески опекал ее. — Журков возвел руки к небу. — Правда, лишь до тех пор, пока она решительно не заявила мне, что небо — ее родная стихия. — Он покосился на Нину. Она улыбнулась. И Журков закончил так: — Тогда я в этом несколько усомнился, а теперь, признаюсь, верю в это, убеждаюсь воочию и, к несчастью, даже на бедной своей седой голове.
Он широким движением руки повел в сторону красной стрелы, изображающей «молнию».
Они, трое мужчин, уже стояли на крылечке перед сигналом комсомольского поста и читали его.
Девушки остались внизу, стояли сбоку крыльца — так, что могли наблюдать за впечатлением, какое произвела их «молния».
Степанов был явно расстроен. Видно было, что заостренный кончик стрелы попал-таки в самое сердце этого старого инженера, лауреата, начальника огромного Правобережного района строительства ГЭС, пожалуй ответственнейшего из всех, ибо здесь, именно у правого берега, предстояло быть самому́ зданию электростанции с ее сверхмощными агрегатами.
