На ближневосточных перекрестках - [153]

К полудню клев прекращается, и мы возвращаемся к берегу. Среди вулканических скал, подходящих к берегу, расположены небольшие живописные бухты. Бирюзовые волны, разбиваясь о темные базальтовые скалы, выбивают в них небольшие бассейны, которые заселяют, рыбки, мелкие крабы и раки-отшельники с разноцветными ракушками-домиками. Здесь много морских змей, и не раз беспокойные рыбаки, не упускающие случая забросить снасть в любом месте, вытаскивали вместо рыбы ядовитую серо-зеленую «ленту».

У одной из скал находится могила мусульманского шейха Абу аль-Уда, похороненного здесь, по словам местных жителей, лет пятьдесят назад. В сером зацементированном надгробии с подветренной стороны сделаны три неглубокие ниши для курения благовоний. В одну из них положены глиняная, похожая на бокал курильница для ладана, несколько привезенных из Индии черных палочек для курения и свечки.

Время приближается к вечеру, и мы собираемся домой. Сейчас прилив, и нужно спешить, иначе вода зальет плотный песок, и придется либо выбираться в пустыню, либо ехать по глубокой воде, рискуя залить мотор. Но мы удачно преодолеваем опасный отрезок пути и выскакиваем на асфальтовую дорогу. Миновав старые английские казармы и мрачную Долину безмолвия, где находится кладбище английских солдат, погибших на каменистой земле Южной Аравии, выезжаем к Бурейке и берем курс на Аден,

В долине средневековых небоскребов

Маленький самолет южнойеменской авиакомпании, вынырнув из-за горы, резко пошел на посадку. С высоты видна небольшая, расчищенная бульдозерами посадочная площадка аэродрома Эль-Гураф, куда прибывают все самолеты, следующие в Хадрамаут. Посадочная площадка расположена между высокими осыпавшимися берегами древней реки. Через несколько минут самолет подруливает к единственному двухэтажному зданию, где размещаются и аэровокзал, и контора авиакомпании, и охрана аэродрома.

Это первый мой приезд в Хадрамаут, и я суетливо озираюсь по сторонам, стараясь охватить взглядом все и вся — и пассажиров, и встречающих их родственников, и праздную публику, приехавшую сюда к прилету самолета. Сейчас февраль — первый весенний месяц. Зимние холода позади, и теплое утреннее солнце заливает ярким светом пеструю толпу за проволочным ограждением и разноцветные машины, готовые принять пассажиров в Сейюн (Сайвун), Терим (Тарим) и Шибам. Температура около +25° по Цельсию, воздух сух. Солнце припекает, и пассажиры стремятся встать в тень крыла самолета или побыстрее оформить багаж, чтобы выбраться с аэродромного поля.

Путешествие на самолете может позволить себе либо человек с достатком, либо чиновник, которому правительство оплачивает служебные поездки. Как оказалось, один из моих попутчиков, богатый торговец из Кении, едет домой в Шибам, где намерен провести свой отпуск. Узнав о моем интересе к Хадрамауту, он пригласил меня к себе в гости, обещая показать настоящий хадрамаутский небоскреб.

В Сейюн, где находится единственная гостиница, я еду в компании двух йеменцев. Шофер, молодой парень, сидящий как-то боком, видимо, потому что на первом сиденье легковой автомашины здесь обычно размещаются два пассажира, быстро ведет автомобиль по хорошей, мощенной камнем дороге. По обочинам попадаются небольшие строения с куполами, называемые «сикая». Разбогатевшие за границей хадрамаутцы сооружали их для путников, которые во время долгих пеших переходов черпали кружками воду из стоящих в сикая больших глиняных кувшинов и отдыхали в тени куполов часовен. В настоящее время самый последний бедняк предпочитает заплатить 1–2 шиллинга, чтобы проехать из одного города в другой на автомашине, чем идти целый день пешком. Поэтому большинство сикая запущены: штукатурка облупилась, побеленные известью снежно-белые купола потрескались, а ступеньки, ведущие к кувшину с водой, разрушились. Сейчас уже никто не строит сикая, хотя хадрамаутцы продолжают выезжать за границу и многие из них живут в достатке. Какой смысл делать это, или, как говорят здесь, «садака», т. е. «давать милостыню другому», когда большие расстояния теперь можно быстро преодолевать на автомашине?!

Действующие сикая стоят, как правило, у колодцев. Подпочвенные воды находятся здесь на глубине 20–30 м, поэтому колодцы роют вручную. Сейчас у каждого колодца тарахтит дизельный движок, вращающий через ременный привод насос. Л всего несколько лет назад специальное оросительное сооружение для подъема воды (сенава) служило основным способом орошения в Хадрамауте. Найти действующую сенаву сегодня так же трудно, как увидеть телегу в городе, полном автомашин. Но вот на обочине мелькнул колодец, и мои спутники соглашаются задержаться на несколько минут, чтобы дать мне возможность осмотреть это сооружение.

На конец длинной веревки (сыра), перекинутой через колесо (аиля или аджила), прикрепляется мешок, сшитый из нескольких козлиных шкур. Для извлечения из колодца большого мешка (гарба), как правило, используют осла или верблюда. Небольшой мешок (дельв) в состоянии достать и один человек. Но вытянутый мешок еще нужно перевернуть, причем сделать это следует именно тогда, когда человек находится далеко от колодца, в другом конце наклонной канавы. Для этого служит специальная веревка — мушик — с расщепленной пальмовой веткой на конце — лякба. Как только мешок, наполненный водой, появляется над колодцем, водонос тянет за мушик, и мешок опрокидывается в бассейн, откуда вода растекается по канавкам. Веревки, как правило, делают из волокон ствола пальмы, называемых «лиф», или из вымоченных и разбитых пальмовых веток — сафа. Пальмовые веревки, изготовляемые из веток, называются «махи». Они довольно прочны, хотя и несколько толще обычных, продаваемых на рынке пеньковых канатов. Петля, в которую впрягался осел или человек, для того чтобы вытащить кожаный мешок с водой, называется «матла» или «марбата».