На берегу незамерзающего Понта - [40]

Нам семьдесят вёсен и ноль кончин,

У нас — без числа ночей.

У нас крепкий узел влюбленных рук

И дым дорогих сигар.

Фундаменту всех прикладных наук —

Я звук предпочту гитар.

Последнее. Проникновенно. Будто бы только ей, почти под самым окном, когда их разделял низкий забор — перепрыгнуть можно. И совершенно точно видя ее тонкий, будто бы нарисованный акварелью, силуэт за занавеской.

А ты позабудешь про свой артрит,

Кто главный — тот и поет.

Нам рано на мрамор и на гранит.

Сыграй для меня фокстрот.

Полина откинула штору и выглянула в окно.

— Ты — не главный! — сказала она вместо приветствия.

— Ну так и ты играешь не на клавесине! Но, блин, рифма.

— Для рифмы рановато, не находишь?

— Разбудил, да? — он очень старался говорить сочувственно. И даже почти получалось, если бы участливое выражение на его лице, сейчас замечательно небритом, не выглядело столь комичным.

— Нет, но я не одна тут живу, — Полина окинула взглядом улицу.

— Я теперь тоже тут живу.

— Делать тебе нечего! — фыркнула она и исчезла из оконного проема, задернув за собой занавеску.

Рифмовать и правда было рано. Во всем остальном — он опаздывал. Часто не по собственной вине, но все же злился на себя. Опаздывал на репетиции — жизнь оставляла мало места творчеству. Хотя еще несколько месяцев назад и считал творчество жизнью. Опоздал приехать сюда пораньше — сессия замотала. Да и повода, железобетонного повода, чтобы не казаться совсем идиотом, не находилось. Опоздал появиться в ее жизни до того, как ту заполнили левые, чужие, неправильные с его, Мирошевой, точки зрения люди. Глупо и безалаберно прожигал себя и даже не знал, как сильно опаздывает.

Колыхнувшаяся занавеска. Звонкий удар по струнам. Прыжок через низкую ограду к ее дому. И ни шага дальше. Он уже больше двух месяцев вот так удерживал себя от напора и все равно напирал, пока незаметно не подкрался июль.

К черту! И июль, и все остальное. Мирош резко развернулся и, перемахнув через заборчик, перебежал дорогу в свою сторону.

Коттедж для «Меты» был не на первой линии, но и он влетел в круглую сумму, которую Иван брать или одалживать у отца отказался. Только свои, кровно заработанные. Кое-какие, пусть и небольшие, деньги у них водились. Но даже и две недели — выходило баснословно много по меркам того же Фурсы. Он все ворчал, что довольно было снять пару номеров в гостинице на время самого фестиваля, на что остальные только отмахивались: отдохнуть-то всем охота.

У коттеджа было два весомых плюса. Во-первых, он находился в пятидесяти метрах от дома, где обитали женщины семейства Зориных. А это уже не по полтора часа в электричках трястись. Во-вторых, там был огромный гараж, куда прекрасно вместились их музыкальные инструменты и где оказалось удобно репетировать. Правда, Короллу при этом выперли на улицу, но это допустимые потери. Из бонусов — камин. Который летом нинахера.

Были и минусы — всего две комнаты и гостиная, совмещенная с кухней. Но «мужики», входя в положение друг друга, вполне могли потесниться и уступить «место для творчества» тому, кому нужнее. Если быть точнее, насчет баб решили договариваться. Диван в гостиной был весьма кстати.

Сейчас, на этом самом диване преспокойно пил только что сваренный кофе Фурса. А у его ног устроился Лорка, расслабленно помахивая хвостом.

— Будешь? Там осталось, — буркнул Влад вместо «доброго утра».

— Угу, — промычал Мирош, приставив к дивану гитару и поплелся к столу, на котором торжественно возвышалась самая обыкновенная, совсем не навороченная кофеварка. Выдавала она, конечно, вместо кофе сильно разбавленную бурду. Но за неимением лучшего… все равно никто из пацанов, кроме Мироша, варить его не умел. Еще Гапон умел — но не кофе.

Усевшись на высокий стул за барной стойкой, отделявшей «кухню» от «гостиной», Иван покрутил головой и спросил:

— Дрыхнут еще?

— Ну так завалились под утро.

Завалились они действительно под утро. Сначала был переезд в Затоку с перевозом аппаратуры. Сборы и дорога заняли неприлично много времени. Въезжали в коттедж, делили комнаты. Потом общались с организаторами фестиваля Z-Fest. Вечером репетиция открытия. Завтра первые концерты. Четыре опен-эйр площадки, отыграть планировалось на каждой в течение нескольких вечеров фестиваля. Последний вечер — закрытие и вечеринка на пляже. Мирош же собирался остаться здесь подольше по вполне понятным причинам.

Сессия сожрала слишком много сил. Вообще-то он легко учился, без надрыва и особенных страданий вытягивал зачеты. И даже при том, что умудрялся редко посещать универ, болтался не в троечниках, а вполне себе в хорошистах, хотя до восьмого класса самого себя считал не способным к учебе. А сейчас добавь немного стараний — светил бы красный диплом. И пох, кто у него папа. Папа, дамоклов меч, висящий всю жизнь над головой.

Но замотало. Весна, поезда, репетиции, экзамены, переговоры об участии в Z-Fest. Все сильнее выпирающая необходимость найти администратора. Кого-то, кто возьмет всю эту муть на себя. В сутках двадцать четыре часа. Допинг по рецепту Гапона был условным решением. А играть предстояло по-крупному, как на польском Вудстоке. Двадцать минут. Им выделили по двадцать минут среди тех, за кем они пока только тянулись.