Мятежный корабль - [48]
Мак-Кой. Нет, у нас бывает только одна жена; иметь несколько жен безнравственно.
Стейнс. На каком языке вы обычно разговариваете?
Мак-Кой. Всегда по-английски.
Стейнс. Но вы понимаете и по-таитянски?
Мак-Кой. Да, но не очень хорошо.
Стейнс. Старые таитянки тоже говорят по-английски?
Мак-Кой. Да, они умеют говорить по-английски, но произношение у них плохое. Однако понимают они все.
Стейнс. К какой национальности вы себя причисляете?
Мак-Кой. Мы полу-англичане и полутаитяне.
Стейнс. Кого вы считаете своим королем?
Мак-Кой. Конечно, короля Георга.
Стейнс. Хотели бы вы поехать в Англию?
Мак-Кой. Нет! Я не могу. У меня жена и дети.
Офицеры «Бритона» пригласили гостей в кают-компанию позавтракать. Когда окружавшая юношей толпа расступилась, Мак-Кой увидел маленького черного терьера. Сначала он сильно испугался и спрятался за спину одного из офицеров. Указывая на терьера он сказал;
— Я знаю, что это такое. Это собака. Но я раньше никогда не видел собак. Она не укусит меня?
Молодые питкэрнцы проявляли большую любознательность и подробно расспрашивали обо всем, что им пришлось увидеть. Их вопросы и замечания свидетельствовали о природном уме и понятливости.
Когда вахтенный начальник доложил командиру, что лодки островитян, оставленные без присмотра у борта «Бритона», начинает уносить течением, несколько юношей бросились в воду и, догнав вплавь свои лодки, подогнали их снова к кораблю. Затем был брошен жребий: кому остаться сторожить, кому — итти завтракать.
Из-за недостатка провизии «Бритон» и «Тагус» не могли долго задерживаться у берегов Питкэрна. Назначив отплытие на вечер, Стейнс и капитан «Тагуса» Пипон с несколькими офицерами съехали на берег. Сопровождавшие их в своих лодках островитяне указали им путь среди бурунов, который вел в небольшую бухту, где почти четверть века назад мятежники потопили «Баунти». Не без труда высадившись на скалистый берег, английские моряки направились к видневшейся невдалеке деревушке. Чистенькие домики стояли по сторонам небольшой площади, обсаженной кокосовыми пальмами, хлебными деревьями и другими растениями. Миновав деревню, капитан Стейнс и его спутники стали подниматься по склону горы, направляясь к дому Джона Адамса. На одном из уступов их поджидала девушка, одетая в обычный наряд таитянок. Это была дочь Адамса; она отличалась такой красотой, что несколько секунд англичане молча любовались ее смуглым личиком, с кротким выражением и ослепительной улыбкой, ее высокой стройной фигурой. Без сомнения, дочь Адамса оказалась здесь не случайно. Если бы офицеры были вооружены или явились бы в сопровождении вооруженных матросов, она сумела бы предупредить отца, и тот, все еще не зная, как отнесутся к нему представители английских властей, поспешил бы скрыться в лесу. Убедившись в мирных намерениях пришельцев, девушка застенчиво поздоровалась с ними и повела к дому отца, встретившего гостей на пороге.
Джон Адамс — представительный красивый мужчина — казался старше своих пятидесяти пяти лет. С понятным волнением он приветствовал первых английских морских офицеров, увиденных по прошествии двадцати пяти лет, и предложил им войти. Все уселись на табуретах вокруг простого некрашеного стола, и некоторое время царило молчание. Наконец, с некоторым трудом подбирая слова, Джон Адамс заговорил:
— Я плохо знаю английские законы. Может быть, адмиралтейство все еще считает меня преступником. Но я хотел бы, чтобы вы прежде всего выслушали, как все произошло, и как сложилась наша жизнь на этом острове. А потом решайте сами, что со мной делать. Капитан Стейнс попросил Адамса приступить к рассказу. Несколько мгновений тот как бы собирался с мыслями, затем медленно начал.
В течение двух лет наша колония жила вполне мирно. Поля приносили великолепные урожаи, дикие свиньи водились в большом количестве; кроме кокосовых пальм и хлебных деревьев, мы обнаружили еще много полезных растений, в том числе сахарный тростник, дикий табак и чай. К концу второго года, однако, спокойствие было нарушено. Причиной послужило следующее обстоятельство.
Молодая Рарахити была женой таитянина Опаху и одновременно матроса Вильямса. Подобные отношения являлись у нас обычными и не вызывали никаких неурядиц.
Однажды утром Рарахити отправилась на поиски птичьих яиц; карабкаясь по крутым скалам, она оступилась и сорвалась в глубокую пропасть, где и осталась навсегда.
Опаху искренне горевал о своей погибшей жене. Вильямс же не слишком скорбел: с некоторых пор он охладел к Рарахити, так как ему приглянулась Мани-маст, жена таитянина Меналеа и Кинталя. Меналеа, с трудом мирившийся с необходимостью делить свою жену с Кинталем, окончательно возмутился при мысли о новом любовнике.
После смерти Рарахити Вильямс потребовал, чтобы Манимаст стала его женой, угрожая в случае неисполнения его желания покинуть остров на оставшейся у нас шлюпке. Вильямс был мастером на все руки и приносил большую пользу нашей колонии. Терять его мы не хотели и волей-неволей должны были пойти навстречу его требованиям. Оскорбленный Меналеа ждал только случая отомстить.
