«Мы жили в эпоху необычайную…» Воспоминания - [14]

Сейчас попались мне мои воспоминания детства, набросанные мною много лет назад. Очень неполные и довольно поверхностные. Но теперь мне захотелось их продолжить. Хотя тогда все было еще свежо в памяти, а сейчас многое уже потускнело и забылось. Я довела эти воспоминания примерно до поступления в гимназию. Теперь продолжим.

Гимназия. Учителя

Проучившись в подготовительной школе у сестер Курдиновских два года, мы с подругой отважились держать экзамен в 7-й класс гимназии (то есть первый по нормальному счету). Целое лето я усердно готовилась. Нужно было сдавать экзамены по трем предметам: арифметике, русскому языку и французскому. Все лето я зубрила наизусть басню Крылова про двух собак: «Пес Барбос, который барскую усердно службу нес, увидел старую свою знакомку, Жужу, кудрявую болонку…» И так всем надоела, что меня прозвали «Жужу, кудрявая болонка», тем более что волосы у меня были действительно кудрявые.

Помню вечер перед экзаменом, вернее, ночь. Подруга, приехав с дачи, тоже ночевала у нас. Нас уложили спать довольно рано, но заснуть мы никак не могли: во-первых, от волнения, во-вторых, от шума голосов, доносившихся из соседней комнаты. Очередной претендент на руку моей старшей сестры (она их всех как-то быстро прогоняла), молодой человек чахоточного вида, декламировал в гостиной. Я только и запомнила поразившие меня слова: «Это ты, змея подколодная…» Потом кто-то пел, кто-то играл на рояле. Потом мы уснули — но проснулась я утром опять с этими же словами, звучащими в мозгу — «Это ты, змея подколодная…». Нас чистенько вымыли, приодели и повели на экзамен.

По арифметике я обнаружила полное незнание таблицы умножения, но задачку на все четыре действия решила довольно быстро. По русскому языку ответила, наконец, свою «Жужу, кудрявую болонку» и даже написала часть басни без ошибок. Получила 12 баллов. По-французски прочла отрывок легкого текста и перевела. Но, когда француженка спросила, указывая на мой фартук, я никак не могла вспомнить. «Le tablier», — улыбаясь напомнила учительница и поставила 12 баллов.,

Я была довольна, что все кончилось, и старшая сестра сказала успокоительно: «Наверное, примут». Действительно, приняли. Так же, как и мою подругу. Но почему-то, узнав, что мы очень дружны и непременно хотим в одно отделение, нас разлучили, развели по разным отделениям (их было два параллельных), и мы отводили душу только во время перемен.

С девочками из своего отделения я сходилась как-то туго. Аристократическая часть класса — дочери морских офицеров и прочие — держались обособленно. Некоторые были неинтересны и глуповаты. В общем, спаянного коллектива не было, и я держалась одиночкой. Училась хорошо. И скоро стала первой ученицей.

Но основное мое состояние все то время, что я училась в этой казенной гимназии Мариинского ведомства, было состояние чрезвычайной скуки и апатии. Как только я входила в здание гимназии, чистое, серое, скучное, меня охватывали необычайная скука и апатия. Мне не хотелось ни бегать, ни думать — точно я принимала какой-то снотворный порошок и никак не могла стряхнуть с себя сонное состояние.

Учителя тоже не способствовали развитию в нас энтузиазма. Правда, бывали исключения. С благодарностью вспоминаю учительницу географии 3. П. Павлову-Сильванскую. Она так увлекательно и живо рассказывала, что картины степной полосы — степь в цвету — до сих пор так и стоят перед моими глазами. Она же приучила нас к чтению литературы по курсу — мы читали много и на уроке докладывали о прочитанном. Она страдала астмой и при рассказе слегка задыхалась. Но нам и это казалось увлекательным. Позднее мы подружились с ней по-настоящему. К сожалению, она рано умерла.

Из других учителей вспоминаю Елпатьевского — учителя истории, которого мы называли «Рыжебородый Тор». Он же был инспектором нашей гимназии. Относился к нам с полным презрением. Сидел всегда боком к классу. Когда отвечавшая ученица, бодро отрапортовывая урок, вдруг останавливалась, он говорил, обращаясь к кому-нибудь из класса: «Такая-то, дайте ей нить Ариадны». Это означало, что надо было прочесть по учебнику забытую ею фразу, после чего она, действительно, барабанила дальше заученное ею наизусть. Новый материал он никогда не разъяснял классу, а просто говорил: «Ну, читайте дальше». Вызванная ученица читала по учебнику дальше. Он же расцвечивал прочитанное, изредка вставляя анекдоты, относящиеся к данному тексту — анекдоты, далеко не свежие и повторявшиеся из года в год, о чем свидетельствовали записи на полях учебников наших старших сестер. Правда, по курсу древней истории (который мы проходили по знаменитому учебнику Иловайского) он предлагал расширить наши знания заучиванием отрывков из «Илиады» и «Одиссеи». Но мне казалось, что только подхалимы, желавшие к нему подлизаться, брались за это. До чего же все понималось по-своему и превратно!

На уроках обычно сидела за своим столиком классная дама, строго наблюдавшая за поведением учеников. Это была бывшая институтка, очень видная и красивая женщина, желавшая, чтобы мы говорили между собой по-французски. Из этого, правда, ничего не вышло. По утрам она смотрела сквозь лорнет сверху вниз на своих маленьких воспитанниц и делала замечания по поводу непорядка в их туалете. Мне попадало за не очень аккуратно сделанный пробор в волосах.