«Мы жили в эпоху необычайную…» Воспоминания - [13]

В торжественные дни нашего рождения бабушка Евдокия Степановна приезжала к нам с верной Дуняшей на извозчике. На ней были старинный шелковый салоп на лисьем меху, какое-то старомодное черное шелковое платье на расползшейся к тому времени фигуре и наколка на сильно облысевшей голове. Кокетлива она была по-прежнему. Освободившись от салопа и теплого платка, укутывавшего ее голову, она останавливалась перед трюмо в прихожей и, охорашиваясь, спрашивала меня: «Манечка, посмотри, все ли у меня в порядке, не видно ли пролысинок на голове?» И хотя пролысинок было уже больше, чем волос, я успокаивающе заверяла: «Все в порядке, бабушка, волосы хорошо уложены». В порыве благодарности она вытаскивала из кармана шоколадную конфету, которая успела растаять за время переезда на извозчике с Дворянской улицы на Васильевский остров, и вручала ее мне. Я, слегка поколебавшись, запихивала ее всю в рот, измазав все пальцы и физиономию шоколадом. Гостила она у нас всякий раз не меньше трех дней, все за ней ухаживали и ублажали ее.

Умерла она, если не ошибаюсь, в 1904 или 1905 году, в канун великих событий, в которых она, конечно, ничего не понимала и которым, конечно, не могла сочувствовать. Ей было уже очень много лет к тому времени. Я помню, что не испытала большого огорчения, узнав о ее смерти, я была вся полна впечатлениями переживаемого исторического момента и новыми мыслями по этому поводу, возникшими в моем сознании.

В своем завещании она отказала, как тогда говорилось, старшей сестре моей Фанни все особенно любимые ею вещи (чтобы не достались нелюбимой невестке) и тысячу рублей деньгами.

Тетрадь вторая 1900-1904

13 ноября 1953 года
Вчера встретила Ольгу Георгиевну. Она затащила меня к себе, и я просидела у нее часа полтора, вспоминая былое. Стоило ли? И внешне мы так изменились, и внутренне. И прошлое поблекло — нет остроты прежних ощущений, ни горести прежних лет, ни даже понимания — почему это так было. Тридцать лет утекло. И каких же лет! Столько налегло всякого на еще тогда свежие и болезненные (для меня) воспоминания. Сейчас не пойму, почему именно свет клином сошелся для меня на Г., а для него — на О. Г. Стоит ли сейчас, тридцать лет спустя, распутывать этот клубок никому уже сейчас не нужных и не интересных сплетений, обстоятельств, чувств, стремлений и пр. и пр.
Но так как я хотела, как всякому, может быть, в старости хочется, подвести итоги прошлого, вспомнить пережитое, передуманное и перечувствованное за довольно долгую жизнь, то почему же не начать разматывать клубок с любого его обрывка, внезапно попавшегося в руки.

14 июня 1954 года
Вот уже и лето. Первый день отпуска, но я его не чувствую. Привычка всегда торопиться, необходимость одно за другим переделывать все мелкие дела каждого дня и доделывать те, которые не успел доделать накануне, настолько вкоренилась во все мое существо за последние годы, что я никак не могу позволить себе роскоши, какой является отдых.
Итак, урываю все же некоторое время для задуманных мной записей — не стоит называть их пышным именем мемуаров, которые обычно претендуют на какое-то общественное или политическое значение. Мне в моей более чем скромной жизни и судьбе нечем блеснуть — ни особенно интересными встречами с людьми высокого полета мысли, ни с людьми необыкновенно талантливыми, ни даже с людьми, выделяющимися своими особенно преступными наклонностями. В среднем это люди довольно обыкновенные, более или менее талантливые, более или менее честные. Но то, что мы жили в эпоху необычайную, были вовлечены в движение и события из ряда вон выходящие, попадали в такие переплеты, перевидали, пережили и перечувствовали такое, что и не снилось не только рядовому обывателю девяностых, скажем, годов, прошлого столетия, но и самым предприимчивым авантюристам того времени, дает нам право говорить о своей жизни и даже оправдывает наше желание оставить какой-то след в памяти потомков.
С чего начать? Это всегда трудно. Можно начинать с начала — это, казалось бы, самое естественное. Можно начинать с конца, что, может быть, самое легкое. Можно начинать с какого-нибудь особенно врезавшегося в память события или переживания, независимо от того, на какой период жизни оно падает. Это, пожалуй, для меня самое привлекательное.

21 июня 1954 года
Вот мне и 64 года минуло. Это очень много. Впереди нечто очень определенное и тесное — но когда оно приблизится? Возможно, скорее, чем предполагаешь. А, может быть, отодвинется, и проволочишь еще лет 10–15, теряя подвижность физическую и умственную, сохраняя лишь животное стремление есть, спать и справлять свои физиологические потребности.
Лучше не надо! Если бы жила творческой работой — быть может, до последнего момента сохранилось бы стремление закончить начатое, открыть еще не открытое. Но так — прокопаться еще лет 10 в пыльных библиотеках — брр! Хорошо, если над любимыми гравюрами — а то на полутехнической работе, когда раздражающе действует сознание, что ты имеешь дело с обложкой и титульным листом, а с содержанием знакомишься лишь контрабандой, бегло проглядывая книгу в отсутствие начальства, похвалившегося недавно тем, что за многие годы никогда не позволило себе углубиться в чтение даже самой интересной книги, проходившей через его руки. Не изуверство ли? Ну и аллах с ним, с начальством.