Мы — военные - [89]

— Но разве то, что сказал Клюшкин, противоречит уставам? — Часто мигая светлыми ресницами, Гарусов недоуменно развел руками. — Ведь он же…

— Обожди, Федор Федорович, — Алексей положил руку на плечо Гарусова. — Соревнование в армейских условиях, действительно, не практикуется. Но Клюшкин о соревновании может и не заикаться. На комсомольском собрании в конце своего выступления он скажет так: «Свое обещание я выполню с честью, можете мне, как комсоргу взвода, поверить. А вы, комсомолец Рыжов, не отставайте от меня. Посмотрим, у кого лучше получится». В таком плане может выступить Клюшкин?

Вместо ответа майор Лыков принялся хохотать. Хохотал он долго и с видимым удовольствием. Потом вытер платком заслезившиеся глаза.

— Ох, вы и деляги, как я погляжу! Не мытьем, так катаньем… Ладно, не важно, в конце концов, под каким соусом дело пойдет, лишь бы пошло.

— Соус тоже важен, — вставил Алексей.

— Знаю, знаю, что ты имеешь в виду! Я и сам это разумею, Кузьмич. На фронте в огне политграмоту усваивал. Одним словом, вашу инициативу одобряю и поддерживаю. Что зависит от меня — можете не сомневаться, все сделаю. Начнем, я думаю, с открытого комсомольского собрания. Докладик я на себя возьму. А ты, Кузьмич, с комсомольским вожаком, с Николаем Ветохиным, потолкуй, чтобы он готовил народ к собранию. Пусть, как говорится, поднимает и зажигает. О том, как коммунистам весь этот штурм-поход возглавить, секретарь парторганизации побеспокоится. Так, что ли?

Беседуя с офицерами, Яков Миронович мысленно представлял себе, как отнесся бы к этой затее полковник Черноусов. Ясное дело, не одобрил бы. Подняв палец, заявил бы нравоучительно: «Вы мне, понимаешь, отсебятины не выдумывайте! Подготовку классных специалистов мы тут сами спланируем и так далее…» Но Черноусова теперь нет — в отставке, а как отнесется к инициативе новое начальство — неизвестно. Больше всего командира роты смущал дух соревнования. Словно где-нибудь в цехе на трикотажной фабрике. А без соревнования — это Яков Миронович отлично понимал — трудно представить борьбу за досрочную сдачу экзаменов на классность.

В конце разговора, взвесив все свои соображения, майор предупредил офицеров:

— Только чур не шуметь прежде времени. А то знаю я вас! Шум поднимем, а дела не сделаем… Сделай, а потом хвались — вот мой принцип.

— Не согласен я с вашим принципом, Яков Миронович, — сказал Алексей.

— То есть?..

— Не по-государственному это, не по-партийному: сделай втихомолку, а потом хвались. Посмотрите, мол, какие мы хорошие, а вы все плохие.

— Какой же твой принцип? — насупился Лыков.

— Делай сам хорошо и агитируй, чтобы другие делали так же. Добрые дела тайком не делают.

— Ох и хитер ты!

Яков Миронович погрозил Алексею пальцем. Затем, проворно повернувшись к Гарусову и Фомину, в шутку пожаловался:

— Не дает мне жизни мой заместитель. Как схватимся с ним по какому-либо политическому вопросу, так он меня — раз! — и на обе лопатки.

Но и Гарусов и Фомин правильно поняли командира роты. Его жалоба воспринималась так: «Смотрите, какой у меня толковый заместитель. С таким не пропадешь!»

— Да, на лопатки он мастер класть, — сказал Фомин. — Есть силенка у старшего лейтенанта.

Однако мысленно Фомин отметил: «А насчет классности все же я одним из первых додумался!»

Свое право инициатора Фомин решил доказать делом — добиться, чтобы радиовзвод, которым он командует, первым стал классным.

От командира роты он направился в аппаратную. У радиостанции со сдвинутыми на шею наушниками сидел сержант Рыжов. Человек он был старательный, но очень уж тихий и незаметный. Командиром отделения он стал совсем недавно, после увольнения в запас старослужащих. Рядом с ним пристроился молодой солдат Борейко. Пока станция не работала, Рыжов терпеливо объяснял товарищу, как устранять помехи, переходить на запасную волну.

При появлении офицера оба встали. Ученик оказался на целую голову выше учителя.

— Где Клюшкин?

— В клубе, товарищ лейтенант, на репетиции хорового кружка, — ответил Рыжов. Уловив на лице Фомина озабоченность и нетерпение, спросил: — Вызвать?

— Да, надо вызвать. Вот Борейко сбегает.

Клюшкин прибыл немедленно. Он старался придать своему лицу твердокаменное выражение, что считал обязательным, когда вызывает командир. Но это ему плохо удавалось: глаза его так и ликовали. Лейтенант пошутил:

— Младший сержант сияет, словно только что от любимой.

Клюшкин заметил доброе расположение командира взвода и поэтому ответил шуткой:

— Так точно, товарищ лейтенант, от нее.

— Давно познакомился?

— Только сегодня.

— Хороша?

— Очень.

— Кто же она?

— Боевая песня. Замечательная песня, товарищ лейтенант! С удовольствием разучивали.

— Это хорошо, что вы новую песню разучиваете, — похвалил Фомин, — но тут вот какая песня…

Рыжов предупредительно кашлянул:

— Мы не помешаем, товарищ лейтенант?

— Нет, не помешаете. Тут дело всех касается.

Внимательно слушая офицера, Клюшкин снова сделал лицо непроницаемым. Еще бы: ведь речь шла о таком серьезном деле, как повышение классности! Однако напускной солидности хватило ему ненадолго.

— Это же замечательно! — вырвалось у него. — В лепешку разобьемся, а сделаем взвод классным! Правда, Рыжов?