Мы — военные - [6]

— А вы встаньте, раскройте окна, сделайте в квартире уборку — и вам полегчает. Поверьте мне, по-лег-ча-ет!

Напрасно Тамара ожидала, что Маргоша вспыхнет, поднимется с кушетки, начнет ругаться. Какое, мол, вы имеете право меня учить, кто вы такая и так далее. Ничего этого не произошло. В ответ Маргоша лишь сладко зевнула.

— Не горячитесь, милочка, — сказала она, продолжая зевать и прихлопывая ладонью по рту, — и вы такой же станете…

— Нет, не стану!

— Ста-анете!

— Почему вы так полагаете?

— Потому, что тут вся жизнь — дремота и хвороба. Можно б и в комнате убрать и самой приодеться… А зачем? Для кого? Вот раньше, когда мы с Леней в Риге жили…

— Что ж тогда было?

— О-о! — Маргоша приподнялась, живой блеск появился в ее глазах. — Тогда было совсем другое дело. Ведь я тогда…

Не закончив, она всхлипнула.

— Живыми похоронили в песках… За что?

Оживившаяся было при воспоминании о Риге, Маргоша снова завяла. Равнодушно скользнула взглядом по комнате, еле заметно шевельнула рукой.

— А пусть себе!.. Жена офицера — не прислуга. Если он не может содержать домашнюю работницу, пусть сам убирает…

Неизвестно, чем закончился бы этот разговор, но тут к соседнему домику, в котором поселились Званцевы, подкатил грузовик: Алексей привез из Солнечного вещи. Негромко урча, машина стояла у крыльца, и шофер Магомеджанов открывал розовый от солнечного заката задний борт. Вокруг машины, подпрыгивая на одной ноге, скакала Светланка.

Извинившись перед Маргошей за резкую откровенность, Тамара, а за нею и Мария Ивановна вышли на улицу.

— Что, расшевелила? — прищелкнула языком Мария Ивановна. — Нет, лапушка, нашу Риту-Маргариту ничем не прошибешь.

НЕ ТО ГОРЮЧЕЕ

На домашние дела командир роты предоставил старшему лейтенанту Званцеву двое суток. Однако Алексей решительно не знал, зачем ему такая уйма времени. Еще в день приезда были вскрыты ящики с разным домашним скарбом, распотрошены узлы. Мария Ивановна помогала Тамаре раскладывать по полкам посуду, развешивать на окнах занавески, расстилать скатерти и салфеточки. Из своей квартиры она притащила новоселам молодой фикус и пестрый половичок, уверяя, что без этих вещей никакого уюта быть не может. Своей инициативой и бурной энергией Мария Ивановна оттесняла Алексея. Ему оставалось лишь быть на «подхвате» у женщин: там шкаф передвинет, там гвоздик в стенку забьет, щепочку подложит под ножку стола, чтобы не качался.

С утра Алексей разбирал и расставлял на этажерке привезенные с собой книги. Но книг было не так уж много, и вскоре работа была закончена. Чем же теперь заняться?

Подумав, Званцев направился в расположение роты. День, не в пример вчерашнему, выдался унылый и серый. Небо лениво сеяло холодный и скучный дождик. Прибалтика!..

По зыбкому и узкому, в две тесинки, деревянному тротуарчику, проложенному по самому краю двора, Алексей зашагал было к ротной канцелярии. Там он надеялся застать командира роты. Но неожиданно услышал знакомый глуховатый голос и остановился, прислушиваясь. Голос доносился из сарая с надписью на воротах: «База ГСМ».

— Отставить такую работу! — не очень громко, но с явным раздражением говорил майор Лыков. — Вот тоже мне деляги-работяги! Учишь, учишь — и никакого толку… Откуда приказано брать горючее?

— Из крайней бочки, — отозвался чей-то густой, неторопливый бас.

— А крайних, сами видите, две. В одной горючее отстаивается целый месяц, а другая только что поставлена. Есть разница?

— Так точно, есть. Мне лейтенант сказал, однако: «Бери из крайней».

— Опять двадцать пять, за рыбу деньги!.. Своя-то голова есть на плечах?

В сарае, пропитанном острым запахом бензина, на деревянных подкладках в ряд лежали металлические бочки с горючим. В горловинку одной из них был просунут резиновый шланг от ручного насоса. Второй рукав шланга тянулся от насоса к небольшой бочке, лежащей в стороне. Перед этой, по-видимому, пустой бочкой стояли майор Лыков и здоровенный солдат с закатанными по локоть рукавами рабочей замасленной гимнастерки. Растерянно-виноватая улыбка блуждала на его круглом, как репа, и по-детски наивном лице.

Едва Алексей показался в воротах, как майор Лыков обратился к нему, словно продолжая давно начатый спор:

— А вы, товарищ старший лейтенант, говорите… С нашим народом тут воспаление печени получить можно. Тысячу раз напоминал: берите для дизеля самое чистое горючее, которое хорошо отстоялось. Так нет же! Вот и попробуй им политграмоту читать… Прекратите, Дорожкин, работу и выровняйте бочки, чтобы по шнурочку лежали.

— Слушаюсь!

Солдат явно обрадовался, что наконец-то кончились разговоры и начинается дело. Он, как сказочный гигант, принялся играючи ворочать тяжелые бочки с горючим, на глазок прикидывая, чтобы лежали они на стеллажах действительно по шнурочку. Майор глянул в сторону Званцева, усмехнулся:

— Пойдем, замполит, главных виновников исповедовать.

Когда они вышли из сарая, Лыков еще раз усмехнулся:

— Видал, какой богатырь? Гору свернет.

— Свернет, — согласился Алексей. — Но предварительно ему надо разъяснить, как и для чего ее свернуть.

— Это верно, ему не разъяснили толком. — Майор нервно потеребил рыжий кустик под носом. — Вот мы и спросим сейчас у лейтенанта Крупени — есть у нас такой техник по электрооборудованию, — почему не разъяснил? Он ответственный за горючее, а у него, понимаешь, голова не болит. Передоверил все дело старшему дизелисту Дзюбе. А Дзюба тоже завей горе веревочкой. Собрались, в общем, два сапога — пара.