Мы умели верить - [74]

О ногу Йеля потерся старый кот Нико, Роско.

– Покормить его? – спросил Йель.

– Нет, – сказал Терренс, – но буду благодарен, если почистишь его лоток, – он не шутил. – Мне нельзя делать это без резиновых перчаток, а они кончились. По-хорошему, мне вообще нельзя его тут держать.

Коробка на кухне выглядела омерзительно. Йель опустился на пол и принялся за работу, а Роско стал тереться о его бедро. Йель почувствовал, что занимается сейчас именно тем, чем нужно. Он мог бы всю ночь убирать кошачье дерьмо и склеившийся от мочи в комки наполнитель – он был сейчас в правильном месте, и то, что делал, полностью соответствовало его внутреннему состоянию.

– Ты знаешь, – прошептал он коту, – его врач не хочет, чтобы ты здесь был. А у него к тому же аллергия.

Но когда он сидел на диване Терренса, налив себе принесенный с собой скотч, он понял, что не может ничего ему рассказать. Он не мог сказать: «Чарли болен» или: «Чарли мне изменил». И то и другое было унизительно. А первая новость касалась не только его, и он не чувствовал себя вправе разносить. Он не мог выставить Чарли, который во весь голос проповедовал в своей газете безопасный секс, лицемером. Хотя и понимал, что мало кто увидит это в таком свете; большинство примет сторону Чарли, посчитав, что Йель просто сводит с ним счеты.

Терренс сидел в большом зеленом кресле, держа рядом трость.

– Йель, – сказал он, – у тебя все в порядке?

Он не чувствовал недомогания, не замечал ничего необычного. Он знал, что перед тем, как лечь сегодня спать, станет рассматривать себя в зеркале на предмет пятен, станет проверять лимфатические узлы и горло насчет микоза. До тестирования это стало его навязчивым ритуалом перед сном, о котором он не вспоминал уже почти год. И вот теперь этот ритуал снова вернется. Но Терренс спрашивал не о том, болен ли он, а только не собирается ли он разреветься, что тоже было вполне возможно.

– Чарли только что меня выгнал, – сказал он. – Думаю, между нами все кончено.

Терренс выпустил воздух через губы, но не выразил удивления. Он подоткнул себе под ноги паршивое лоскутное одеяло.

– Погоди, Терренс, – сказал Йель, – тебе что-то известно об этом?

– О чем? – Терренс не умел врать, или у него просто не было сил.

Йель не должен был этого говорить, но сказал:

– О… Чарли и Джулиане.

Терренс скривился, а затем медленно кивнул.

– Что – все знают? – спросил Йель.

– Нет. Нет. Просто, после… окей, после поминок?

– Ох, бля.

– После поминок, когда мы пошли к Нико, он не мог найти тебя и злился на что-то, и он напился. Ну, конкретно напился. Джулиан был с ним в ванной, присматривал за ним. Я так понял, он блевал. Но они долго не выходили. Я пошел посмотреть, в чем дело, и они… ну, в общем, делали это. А чуть позже они ушли вместе. Никто больше не заметил. Я позвонил Джулиану на другой день, и он ужасно переживал. Серьезно, это было один раз. Джулиан не хотел причинять тебе боль. И Чарли не хотел. Я это знаю. Ты это знаешь.

– Как же, один раз, – сказал Йель. – Нифига. Так не бывает.

Это напоминало сюжет образовательного диафильма, но не настоящую жизнь. Достаточно одного раза. Даже не держитесь за руки, вы можете заразиться сифилисом. Но возможно ли такое? Неужели вселенная так чудовищно мстительна? И так расчетлива?

Йель вдруг перенесся мыслями на благотворительный вечер «Говарда Брауна». Боже правый, так вот что пытался дать понять ему Джулиан, когда глядел ему в глаза в туалете. Джулиан не был в него влюблен. Он сожалел. Может, он думал, что Йель знает, или подозревал, что скоро догадается, а может, просто хотел снять груз с души. И Йель как идиот почувствовал себя польщенным.

Тут же эти мысли вызвали у него, как ни нелепо, приступ вины за то, что он поднялся наверх у Ричарда, на поминках. Если бы он этого не сделал, если бы он не испугал Чарли, может, ничего бы не случилось. Если тот случай с Джулианом был действительно единственным у Чарли, тогда в тот момент, когда он поднялся по лестнице, он убил Чарли. И, может быть, себя.

Йель содрогнулся, сдерживая рыдание, и сказал:

– У него вирус, Терренс. Но ты никому не говори.

– Блядь. Ох, Йель, – Терренс, похоже, хотел встать с кресла, и будь у него силы, он бы подошел к нему и присел рядом, чтобы Йель не чувствовал себя таким маленьким и потерянным на большом диване. – Я знал про Джулиана, но не знал про Чарли. Это… почему-то мне на ум не приходило. Я не знаю. Может, из-за всех этих высказываний Чарли о резинках, о безопасности. Йель, если бы я только подумал об этом, поверь мне, я бы…

– Окей, – сказал Йель. – Окей.

– Боже.

– Слушай, никто не знает, и ты не говори. Это все дурацкое тестирование. Если бы не оно, мы бы даже не узнали. Мы бы сейчас ужинали вместе.

– Блядь. Да, но нам нужно это тестирование, верно? Ты мог бы не заболеть. Из-за тестирования.

– Я это узнаю через три месяца.

– Слушай, у тебя есть блядский грипп? Недомогание? Кишечный грипп, жар, словно тебя катком переехало, но каток был полон волков, а волки сделаны из сальмонеллы?

– Не у всех так бывает. И мне типа нездоровилось, наверно, летом, просто я не помню. Может, весной нездоровилось.