Мы умели верить - [59]

– А что, если, – сказал Йель, – что, если мы нагрянем к адвокату? Если он вернулся из своего затянувшегося отпуска. И уговорим его позвонить ей. Или дать ее номер. Мы не можем просто так уехать.

Идти на попятную было поздно; в любом случае, им уже неминуемо придется столкнуться с последствиями своей выходки.

Роман шумно отхлебнул кофе и сказал:

– Там, у дороги, был почтовый ящик, да?

– Ага. С номером дома.

– Я в смысле… сейчас два часа дня, так что они могли забрать почту, или нет. Наверно, рыжая забрала, когда гуляла с детьми. Но что, если мы там оставим открытку для Норы? Как будто прислали с почты. Выдумаем адрес отправителя, любой, лишь бы Фрэнк нас не увидел. Мы могли бы там написать, чтобы она нам позвонила в отель. То есть я не знаю. Я понимаю, что смотрю слишком много шпионских фильмов, но думаю, это может сработать.

– Разве он не чудо? – сказал Билл. – Стажер года.

Йель смотрел, как его рука помешивает кофе.

– Идея неплохая, – сказал он. – И к адвокату мы тоже можем съездить.

Они нашли магазин сувениров и купили открытку с бабочками и словами «Думаю о тебе». Они написали Норе, что извиняются за вторжение, но они не могли связаться с ней, а сейчас самое лучшее время встретиться с директором галереи. Открытку они положили в конверт и даже наклеили марку, по которой размазали чернила вместо печати. Они медленно поехали по местной дороге ZZ, и, когда проезжали мимо почтового ящика Норы, Йель опустил стекло и впихнул конверт в пачку лежавших там журналов и счетов, а значит, почту сегодня не проверяли. Они уехали, смеясь, как подростки, забросавшие яйцами дом.

Билл с Йелем оставили Романа в отеле, чтобы он сидел у телефона на случай, если Нора позвонит, и направились в контору Тойнби, Болла и О’Делла, располагавшуюся в переделанном викторианском особняке на окраине Стерджен-Бэй – этот дом можно было легко приспособить и под приемную ортопеда. Контора оказалась открыта, и Стэнли, похоже, был рад их видеть. Он сидел в синем свитере и брюках хаки и, кажется, никуда не спешил.

– Вы, наверно, правильно сделали, что приехали, – сказал он. – Я волнуюсь за нее, с этой семейкой. Они не запирают ее, ничего такого, но каждый второй раз, как я звоню, они ее не зовут. А она соображает. Понимает, что происходит.

– Но она живет одна, так? – сказал Йель. – Я подумал, что остальные просто приезжают.

На стене позади Стэнли висели массивные часы, которые, должно быть, напоминали большинству посетителей о почасовой оплате, а Йеля наводили на мысль о том, что скоро агентурная сеть Фрэнка Лернера снова побеспокоит Сесилию.

– Мне кажется, Дэбра живет там безвылазно уже несколько месяцев. Позвольте рассказать вам об ее отце, сыне Норы. О Фрэнке, – он откинулся на спинку кресла, едва достававшей ему до плеч. – Она родила его, когда ей было тридцать два, что… вы понимаете, по тем временам было поздновато для первого ребенка. Единственного ребенка, вообще-то. Она считает, это ее вина, что он такой задира. Живет небедно и считает себя знатоком вин. Энофилом. Знаете такое слово? Я только недавно узнал. Дочь подарила на Рождество этот лингвистический календарь – в день по новому слову.

Он стукнул пальцем по толстому календарю на пластиковой подставке у себя на столе и повернул книжку к ним. Сегодняшнее слово было патерналистский.

– Да уж, он большой энофил, – Стэнли хохотнул. – Звучит непристойно, да? Я к чему веду: голодать ему не придется, если он расстанется с этими картинами. Он даже не знал об их существовании еще лет пять-шесть назад.

– Это была его жена сегодня дома? – сказал Йель. – С детьми.

– Когда-нибудь она проснется и поймет, что вышла замуж за старика. Ей ведь сколько… вдвое его моложе? Красавица, надо сказать. Фиби. Инструктор аэробики.

Он подвигал бровями.

– Какова вероятность, что он оспорит завещание?

– Высокая. Но совсем другой вопрос – сможет ли он выиграть. А я в этом деле на вашей стороне. Я хочу того, чего хочет Нора, а Нора хочет работать с вами.

– Если бы она сделала дар, пока жива, – сказал Йель, – нам не пришлось бы волноваться насчет завещания.

– Нельзя ведь оспорить дар от живого человека, не так ли? – сказал Билл.

– Ну, – сказал Стэнли, – вообще-то, такое бывало. Знаете, к примеру, старушка в маразме вдруг заявляет, что оставит все свое состояние сиделке. Но вы чертовски правы, в этом случае было бы намного проще. Мой совет – безотносительно – держать наготове вашего адвоката. Здесь я, там ваш адвокат – это уже кое-что.

– А Нора может совершить дар прямо сейчас?

Стэнли уклончиво улыбнулся и покачал головой.

Йелю представилась занятная картина, как они втроем входят завтра в галерею Бригга, неся стопки картин, Сесилия видит Модильяни – и Чака Донована с его чеком на два миллиона и небольшими пожертвованиями типа пианино уносит ветром, точно мошкару.

В приоткрытую дверь кабинета постучала костяшками секретарша Стэнли.

– К телефону просят ваших посетителей, – сказала она.

Роман задыхался от волнения:

– Она звонила. Она хочет нас видеть. Она сказала, приводите адвоката.

И через час за обеденным столом Норы расселись семеро человек – неловкое получалось заседание. Нора сидела во главе стола в кресле-каталке.