Мы умели верить - [110]

– А что бы сделал, если бы знал?

Он понятия не имел. Но носиться по городу и трахаться со всеми подряд он бы не стал. В 1980-м у него была для этого полная свобода, но распутство его не прельщало. Он рассмеялся.

– Я бы сочинил об этом песню или типа того.

Они брели на север, вслед за девочками, и каждый раз, как они нагоняли их, Фиона посылала детей еще на несколько ярдов вперед, ждать их у скамейки или дерева.

– Ты будешь классной мамой, – сказал Йель.

– Ха! Еще бы. Может, это мой следующий шаг.

В ее голосе была какая-то жуткая горечь. Не стоило ему касаться семейной темы. Смерть Нико отнюдь не сблизила Фиону с родителями, а теперь и Терренс ушел. У нее были эти девочки, но только пока они не пойдут в школу. Муж и ребенок – только это могло снова дать Фионе ощущение семьи. Хотя положение Йеля было ничуть не лучше. Кто, черт возьми, был у него? Но Фиона излучала такое одиночество, со своими руками в перчатках, засунутыми под мышки, с ветром, бросающим ей волосы в лицо. Йелю стало не по себе оттого, что он ей позвонил, вывалил все это на нее, но, может, так было лучше. Может, это как раз он ей помогал.

Йель никогда не заходил в северную часть зоопарка, не видел белых медведей. На них можно было смотреть сверху, а можно было спуститься вниз, что они четверо и сделали, чтобы всматриваться через стекло в воду. Внизу было темно и тепло, не дул ветер, и Фиона сняла с девочек шапки.

– Вон Тор! – выкрикнула Брук. – Это Тор!

– Откуда ты знаешь? – спросила Фиона.

Другой медведь лежал на скале, выступавшей из воды.

– Он тот, который добрый! Он – который всегда плавает!

Медведь, о котором шла речь, проплыл мимо стекла меховой торпедой.

– Я хочу кое-что сказать, – сказала Фиона.

Возвышаясь за спинами девочек, они чувствовали, что могут вести совершенно личный разговор.

– Мне никогда не нравился Чарли, – призналась она.

Йель рассмеялся от абсурдности этого. Все любили Чарли. Все ему говорили, постоянно, как они любят Чарли.

– Он был добр к Нико, это правда, – сказала она, – и он делает всю эту грандиозную работу, и он, ну, понимаешь, он авторитет. Я думаю, он один из этих людей, с кем… он просто настолько в теме, и люди реагируют на это. Но такое чувство, что он никогда не слушает. Он просто всегда ждет момента опять заговорить самому.

Месяц назад Йелю пришлось бы сделать вид, что он глубоко задет ее словами, даже если бы признал в них правду. Но теперь он смог кивнуть.

– Как ты это видишь, если другие не видят?

– Может, они видят. Может, все это чувствуют. Он мне напоминает одну из таких девочек в средней школе, которые популярны просто потому, что все их боятся.

– Ты говоришь, он девочка-восьмиклассница?

– Я говорю, он задира. То есть… Извини, не стоило мне начинать… Но слушай, мне никогда не нравилось, как он к тебе относился. Он всегда задавал странные вопросы: где я тебя видела, с кем ты был. Это казалось слегка деспотичным.

– Это верно.

– Я думала об этом и спрашивала себя, не потому ли я ему сказала, что ты был с Тедди, на поминках. Типа мне было приятно наконец-то бросить что-то ему в лицо. Но я не знаю. Я была пьяна. Я не хотела…

– Порядок.

Он не хотел слушать об этом. Он не мог позволить себе злиться на нее.

– Ненавижу, что он носит шарф Нико. Я видела его в нем, он шел по улице, и на какую-то секунду я…

– Ты увидела Нико.

– Ну да. И если бы это был ты, кто-то, кого я хотела видеть, это было бы по-другому. Я хочу вернуть его.

Тор подплыл прямо к ним, прижался к стеклу носом и большущей, всклокоченной лапой – в нескольких дюймах от лиц Брук и Эшли. Девочки завизжали, и Фиона удержала Эшли, замахнувшуюся на стекло кулачком.

– Он такой позер, – сказала Фиона. – Ты права, Брук, это определенно Тор.

– А другой мишка – его жена! – выкрикнула Брук.

– Не знал, что белые медведи женятся, – сказал Йель. – Хорошо, что ты сказала это, о Чарли. Я себя чувствовал типа единственным человеком на свете, который видит его насквозь.

– Йель, – она повернулась к нему и, приобняв за бицепсы, взглянула на него насмешливо-серьезно (а может, и правда серьезно). – Ты заслуживаешь кого-то, кто обожает тебя. Чарли же нужны только слушатели.

– Но, – сказал Йель. – Но. Что, если он – последний парень в моей жизни?

– Даже не думай. Ты переживешь этого Тора. Переживешь слонов. Разве слоны живут не вечно? Черепахи. Ты переживешь черепах.

– Какаду живут шестьдесят лет! – объявила Брук.

– Эй, – сказала Фиона, – ты что, грела уши?

Хотя что из того, что ни говорили, мог понять ребенок?

– Какаду я заводить не буду, – сказал Йель.

– Тебе станет лучше после теста. Я тебе вот что скажу: когда получишь результаты, мы с тобой пойдем, и я куплю тебе золотую рыбку. Большую такую, которая живет десятилетиями, и тебе в итоге придется покупать ей бассейн.

– Роско ведь ты взяла, да? – сказал Йель.

Фиона ничего не сказала, только уставилась на Тора за стеклом. Она сделалась до странности неподвижной.

– Кота твоего брата, – уточнил Йель. – Роско.

Она резко повернула к нему голову, приоткрыв рот.

– Что? – сказал он.

– Ох, черт… Ох, черт.

– То есть он был у Терренса, а потом…

– Ох, черт.

– Разве его родные…

– Нет. Их ноги там не было. Они не… О