Мы умели верить - [111]
– Но ведь домовладелец – да? Разве его вещи не вынесли?
– Люди вот так просто не заходят и не трогают чьи-то вещи. Они ждут и забирают типа после дезинфекции. И они могли даже не знать, что его не стало. Кто вообще им говорил, что он умер? Я не говорила. Тедди ходил туда за своим костюмом, для…
Теперь девочки смотрели на них, забыв про белых медведей. Фиона ослабила шарф, словно он душил ее.
Был понедельник, третье. Терренс умер 17 января. Больше двух недель. Йель не знал бы с такой точностью, если бы не пялился то и дело на свой календарик последние дни.
– Что ж, – сказал Йель, – давай… черт, мы можем туда зайти? Мы можем поехать прямо сейчас. Идем.
Они пробежали к выходу из зоопарка, мимо животных, мимо желтых табличек с их латинскими названиями, а девочки голосили, что они еще не видели горилл.
У Фионы был ключ от квартиры Терренса, но он лежал у нее дома. Ей в любом случае нужно было отвести девочек – их мать была дома и знала, что сейчас происходило в жизни Фионы, так что она не будет против заменить ее на час-другой. Йель подождал на улице, пока Фиона забежала с девочками в дом. Когда она вернулась с ключами, он уже поймал такси.
– Я зайду первым, – сказал Йель по пути. – Ты подождешь в коридоре.
– Нет уж, не-не-не. Мы зайдем вместе.
Она попросила водителя поднажать. Он указал на красный свет и проворчал по-польски.
Когда они наконец приехали, поднялись на крыльцо, вскарабкались на второй этаж, Йель признался себе, что это стало для него приятной встряской. Он так давно не имел четкого плана действий, простого решения с очевидным ответом. Они собирались подняться туда и найти кота. А лучше даже – не найти кота.
Фиона надула щеки и вставила ключ в замок Терренса. Неожиданно она остановилась и постучала в дверь, приложила к ней ухо. Йель задержал дыхание, надеясь услышать новых жильцов, команду уборщиков, яростный мяв. Но Фиона покачала головой и повернула ключ.
В гостиной ужасно воняло. Йель не смог определить, была ли эта вонь такой же ужасной две недели назад – лекарства, рвота, кошачий лоток, пот – или к ней добавилось что-то новое. Мебель Терренса была на месте. На диване лежала аккуратно свернутая простыня – так же, как Йель оставил ее здесь две недели назад.
– Роско! – тихо позвала Фиона, словно боясь ответа.
Йель зашел на кухню и проверил кошачий туалет – там что-то было, но не так много, как он надеялся. Пластиковая кормушка Роско с двумя отделениями – одно для еды, другое для воды – оказалась пуста. Йель помнил, что клал корм перед уходом – он специально положил побольше, горку «Мяу-микса», чтобы хватило на пару дней. Вода была проблемой посерьезнее.
– Роско? – сказал Йель.
Он повернул кран, надеясь, что кот покажется на этот звук. Посмотрел за мусорным ведром, в буфетах, за холодильником. Фиона продолжала звать кота, ходя по квартире.
– Крышка унитаза открыта, – заметила она.
И Йель понял, что она хотела сказать: кот мог найти воду, если у него хватило бы ума и равновесия.
Подоконники на кухне были уставлены пузырьками с лекарствами. Болеутоляющие, витамины, еще витамины, старые антибиотики. Все полупустые (он встряхнул несколько), все бесполезные. Возможно, он мог бы взять их для Джулиана. Или для себя. В синем чайничке на стойке появилась паутина, и Йель налил в него воду и полил растения. Почему нет.
Он снова посмотрел за ведром. В ведре. Вышел на пожарную лестницу.
В дверях стояла Фиона, с красным и мокрым лицом.
В руках она держала нечто, походившее на сплющенную мягкую игрушку. Меховой воротник. Попавший под машину.
– Он еще дышит, – сказала она. – Кажется.
В приемной ветеринара Йель листал старый номер журнала Life со статьей про мафию. Фиона держала на коленях комок из влажных салфеток, и хотя уже не плакала, продолжала вздрагивать и каждые несколько минут издавала стон, наклоняясь к салфеткам. Роско поставили кошачью капельницу, и ветеринар пообещал, что скоро скажет им, на что рассчитывать. Он явно счел их парой, Йеля и Фиону. Каждый вопрос он обращал к ним двоим, даже когда Фиона дала понять, что Роско – кот ее умершего брата. Она вкратце обрисовала, что случилось, сказала, что ее брат умер, а про кота все забыли.
– Вы правильно поступили, – сказал он им обоим.
Рядом с ними в приемной собаки натягивали поводки на скользком кафельном полу. Кошка ходила кругами в переноске.
– Ну вот, – сказала Фиона, – на прошлой неделе я сходила на массаж. И массажистка такая: «Вы были в автокатастрофе?» Она изобразила русский акцент. – И я такая: «Нет, я просто сейчас в таком стрессе». И минут через пять она такая: «Но, может, когда-то давно? Автокатастрофа?» Чувствуешь?
Она взяла руку Йеля и положила себе на шею сзади, твердую, как мрамор, и он понял, что это была сведенная мышца.
– Плохо это, – сказал он.
– И я такая: «Я, честно, ни разу даже бампером никого не задела». А она: «Да, но иногда мы забываем».
Что-то в ее словах, в том, как она донесла до него мудрость этой русской бабы, пробрало Йеля. А может, дело было в том, что весь этот месяц он сам себя чувствовал так же, словно ему накачали дельтовидные мышцы цементом и засунули в морозильную камеру.
