Мы умели верить - [109]
После третьего гудка он стал надеяться, что ее нет дома, но она взяла трубку. Она собиралась со своими подопечными в зоопарк. Может, Йель хочет пойти с ними? Да, конечно.
Они встретились у вольера с дикими кошками – Фиона была в ярко-синей парке, придававшей ей внушительности. Вокруг нее кружились, повизгивая, две девочки. Фиона напомнила Йелю, что младшая, в розовой шляпке – это Эшли, а пятилетка – это Брук. Их папа занимал высокую должность в авиакомпании United Airlines, а мама, судя по рассказам Фионы, большую часть времени проводила в солярии. Брук объявила, что хочет посмотреть на пингвинов и белых медведей.
– Потому что это зимние животные, – сказала она.
– Погоди-ка, – сказал Йель Эшли. – Дай сперва поправлю тебе ушки.
Он бережно потянул одно вверх, а второе вниз.
– Другое дело, – сказал он, и девочки засмущались, хихикая.
Это была его единственная шутка для детей, но она всегда работала.
– Ну, как ты? – сказала Фиона и заговорила на ходу: – До меня доходят противоречивые слухи. То есть я знаю про Чарли. Но я решила, что не буду ничему больше верить, пока не услышу из твоих уст.
– Спасибо тебе, – сказал Йель. – Это радует.
– Выкладывай.
В зоопарке почти никого не было, лишь несколько укутанных родителей с колясками и одинокий бегун.
Йель рассказал ей все, больше, чем рассказывал Сесилии, хотя бы потому, что с тех пор успело кое-что случиться. Он рассказал ей о ссоре на похоронах Терренса, даже о Романе, и о кружочке в календарике, давностью неделя и один день. Только про дом Ричарда он умолчал. Зачем вызывать у нее чувство вины, если Чарли в любом случае мог лгать?
– Теперь твоя кузина Дэбра меня ненавидит, – сказал он.
Но не стал уточнять, о какой сумме идет речь. Рассказал он и про то, как встретил Джулиана.
– Боже, вот печаль-то, – сказала Фиона, но она имела в виду не рассказ Йеля. Они стояли перед секцией с пингвинами, но практически ничего не могли увидеть сквозь мутное стекло. – Они хотя бы там?
– Смотри, смотри, смотри!
Эшли показывала на маленькую, поникшую птичку у самых их ног. Если бы не это стекло, Йель мог бы наступить на нее. Девочки носились туда-сюда, надеясь, что птичка побежит за ними.
– Так что этот стажер? – сказала Фиона. – Он тебе нравится?
Он понимал, что она пыталась продолжить разговор с наименее неприятного из всего, что он ей рассказал, но мысль о Романе напрягла его не меньше, чем все остальное.
– Ох, господи, не особо. Он такой молодой. Не буквально, он взрослый, но он так молод. Я сказал, это был просто секс, но это даже не был секс. А если бы и был… ну, секс для меня уже никогда не будет просто сексом.
Фиона рассмеялась.
– Добро пожаловать в клуб.
– Я не про душевные дела.
– Боже правый, Йель, я тоже. Женщины с этим живут с незапамятных времен. Рождение детей может тебя убить или угробить тебе жизнь. И любое дерьмо вызывает у тебя рак, если ты женщина. Если ты парень – у тебя чесотка в паху, и тебе дают присыпку. А если женщина – на тебе рак. Или ты подхватишь что-то и никогда не сможешь зачать или, если сможешь, твой ребенок ослепнет, потому что ты подцепила это от какого-то козла на выпускном вечере. И это притом, что нам тоже грозит СПИД. Нас это тоже касается. Ох, Йель. Что? Извини.
Он осознал, что у него перекошено лицо.
– Нет, – сказал он, – я просто… Я думал, как…
– Слушай, извини. Я не тупая, окей? Я не какая-то засранка, которая не догоняет.
Он знал, что это правда.
Девочки были готовы продолжить путь, и Фиона остановилась застегнуть покрепче липучку на сапожках Эшли.
– До белых медведей дорога не близкая, – сказала она. – Вы уверены?
– Идем же, Фиона! – сказала Брук.
И потащила ее за руку, как непослушную собаку.
– Вы, дети, бегите до того контейнера, – сказала Фиона, – вон дотуда, а мы к вам придем.
Она никогда не сводила глаз с девочек, даже разговаривая с Йелем. Должно быть, это утомляло, вот так постоянно за ними следить.
– Извини, – снова сказала она.
– Несколько месяцев назад кое-кто мне сказал, что раньше мы умели веселиться, – он держал руки глубоко в карманах. – И это правда. Было это крохотное окошко, когда мы были в безопасности и счастливы. Я думал, это начало чего-то. А это был конец. И Джулиан чувствовал то же самое… Я считал его таким наивным. А сейчас понял, что мы одинаковые.
– Ты гораздо умнее Джулиана, – сказала она.
– Он только прикидывается. Я не знаю. Я все время думаю, что, может, они начнут заново, понимаешь? Следующее поколение молодых геев, когда нас всех не станет. А может, и нет, потому что им придется начинать с нуля. И они будут знать, что случилось с нами, и Пат Робертсон[114] убедит их, что это была наша вина. Я жил в золотом веке, Фиона, и не знал этого. Я гулял себе, шесть лет назад, жил своей жизнью, рвал жопу на работе и не знал, что это был золотой век.
