Мы с Витькой - [6]

«Пилить будешь?»

«Ну да!» — ответил я как можно более бодро и весело, совершенно не подозревая, что из этого выйдет.

Глаза мальчика округлились от ужаса. Он дико взвизгнул, рванулся, и никто не успел глазом моргнуть, как голова его освободилась из чугунных объятий.

Юрочку успокоили, объяснив, что дядя собирался пилить решетку, а не шею, и он перестал кричать. Толпа внизу стала расходиться. Мамаша и бабушка, бесконечно радостные, тискали своего ненаглядного Юрочку. Я складывал инструмент в сумку и улыбался, довольный, что не пришлось трудиться.

Через минуту все снова зажило безмятежной жизнью. Хозяйки накрывали на стол, прямо напротив открытой балконной двери.

— Пообедай с нами, уж коли такое дело, — пригласил меня на радостях директор.

Я с удовольствием уселся за стол, на котором уже поблескивал гранеными боками довольно вместительный графинчик.

Настроение само собой становилось праздничным. На столе появлялись новые и новые удивительные закуски. Юрик переходил из рук в руки. Папа шутливо грозил ему пальцем. Счастливая мама нежно целовала маленького озорника. Бабушка добродушно ворчала. А теплый июльский воздух врывался через открытую балконную дверь и тихонько шевелил занавеску.

Рюмки были налиты, закуски разложены по тарелкам, оставалось только произнести тост…

Но бабушка, как и все старые люди, все еще запоздало переживала недавнее происшествие.

«И как же ты это, внучек родимый, головушку-то вставил?» — спрашивала она, пододвигая тем временем миску с маринованными грибами поближе к зятю.

И, прежде чем кто-нибудь успел сообразить, за бабушкиной спиной, на балконе, прозвенел счастливый голосок внука:

«Вот так!»

А когда мы глянули на балкон, то увидели Юрика в той же позиции, что и полчаса назад, то есть с головой, продетой сквозь чугунные перила.

Рюмки так и остались на столе невыпитыми, а закуски на тарелках нетронутыми. Мы снова очутились на балконе. Толпа внизу уже через пять минут волновалась, как прежде. Оттуда снова подавались советы, но теперь уже подкрепленные веским доводом:

«Первый-то раз вынулась!»

И хотя это было так, но теперь уже ничего не помогало. И сам Юрик несколько раз просил меня:

«А ты пили, дядя».

Еще и еще попытка, но все безрезультатно. Голова на этот раз так надежно застряла между чугунными прутьями, что я уступил настояниям Юрки и, поплевав на руки, принялся за работу.

Вот и выходит, что нельзя дважды испытывать судьбу. Раз на раз не приходится.

Мы с Витькой давимся от смеха. Соседи в вагоне хохочут чуть не до слез, а дядя Вася и виду не показывает. Даже не улыбается.

5. «СЛЕЗАЙ, ПРИЕХАЛИ!»

Вышли мы из вагона следующей ночью.

Одинокие постройки станции неясно выступали мрачными глыбами в предрассветном мареве. Дальше, за станцией, чуть виднелась кромка леса. Дядя Вася почему-то назвал это пустынное и глухое место районным центром. Очень холодно. Поминутно тянет на зевоту, а когда я зеваю, то челюсти сводит и мускулы мелко дрожат.

Василий Никанорович сделал несколько взмахов руками, как на зарядке, и со смаком произнес:

— Эх, до чего же хорошо здесь! Воздух-то какой! Благодать!

Но я не разделяю его восхищения. Сейчас я отдал бы многое, чтобы очутиться в Москве, в своей комнате, под теплым одеялом и на мягкой подушке. Смотрю на Витьку. Его тоже выламывает, он то и дело тянется и зевает.

— Сам городок отсюда километрах в полутора, на западной стороне реки, — сказал дядя Вася, показывая рукой на темнеющую кромку леса. — Мне туда так и так надо заходить, а вам лишний крюк совсем делать незачем. Наша деревня Еремово находится в противоположной стороне.

И дядя Вася показал на восток, где над горизонтом все больше светлело небо.

— Вы обратно через станцию пойдете? — быстро сообразил я, решив немного вздремнуть где-нибудь здесь, на станции, пока дядя Вася ходит в город.

— Речь идет не обо мне, о вас. Я из города пойду прямой дорогой, а вам нечего зря время терять — отсюда и валяйте напрямик.

Василий Никанорович по-деловому произвел расчет: четырнадцать километров пути до Еремова, по четыре километра в час, — три с половиной часа; два привала, малый — пятнадцать минут, большой — полчаса, — сорок пять минут. Он еще посмотрел на часы и, что-то подсчитав в уме, добавил:

— Я вас точненько на последнем километре догоню. У меня ноги тренированные.

Он уже совсем собрался уходить, но вдруг вспомнил:

— У вас рюкзаки не сильно наполнены, а тренироваться лучше с большим грузом. Да и мне неудобно с двумя местами. Давайте вот эту стопку книг разделим на три части. Я свою как-нибудь заложу в чемодан, а вы — по рюкзакам.

Пришлось и на это согласиться. Пока мы запихивали книги, я тоскливо обдумывал наше положение. Витька, видимо тоже мучительно искавший выхода, обратился к дяде Васе:

— А как же мы пойдем? Ведь дороги-то не знаем.

— Как это не знаете? — удивился тот. — А карта, а компас?

Мы стояли молча. О том, как пользоваться картой и компасом, мы имели весьма смутное представление, хотя и слушали когда-то в классе объяснение учителя. Кроме того, на нашей карте не было не только деревни Еремово, но даже и этой станции, и самого районного центра. Я развернул перед Василием Никаноровичем наше сокровище. Он чиркнул спичкой и, освещая карту, склонился над нею.