Мы с Витькой - [5]
— Вот и кипяточек, — заулыбался он, поднимаясь нам навстречу и потирая руки, — в дороге золотое дело горяченьким чайком побаловаться.
Он предложил соседям по купе пользоваться кипятком. Раскрыл небольшой чемоданчик и стал выкладывать самые разнообразные домашние закуски.
— Заварка-то у вас есть? — спросил он неожиданно.
Чаю ни у меня, ни у Витьки не было.
— Как же это вы? В далекий путь — и без щепотки чаю! Хотя не знаю, может, так полагается для легкости, когда на Северный полюс двигаешь?..
Ошпаренная нога сильно болела. Покончив с чаем, я полез на свою верхнюю полку, достал из рюкзака баночку вазелина и принялся натирать покрасневшую кожу.
— Что это у тебя? — спросил дядя Вася.
— Кипятком немного… — уклончиво ответил я.
А Витька вдруг прыснул.
— Как же это получилось? — полюбопытствовал дядя Вася.
Витька не удержался и пустился в подробное описание происшествия. Он то и дело хохотал. Смеялся и дядя Вася. Я тоже улыбался, хотя мне было совсем не до смеха: нога болела все сильнее. А еще мне казалось, что Витькина откровенность не пойдет нам на пользу.
Мои опасения полностью подтвердились на следующей же большой станции. Дядя Вася не пустил нас прогуляться, а пошел сам.
— Вы и впрямь отстанете от поезда, а мне потом хлопоты, — заявил он. — Не будем лишний раз испытывать судьбу.
— Вот видишь! — напустился я на Витьку, как только наш спутник вышел из вагона. — Вечно лезешь со своим длинным языком! Теперь до самого конца из вагона носа не высунешь.
Витька молчал, понимая свою вину, и даже не пытался оправдываться. Дядя Вася вернулся очень скоро и принес жирную, хорошо зажаренную курицу.
— Станция Долотово славится дешевым базаром и особенно курами, — объяснил он соседям, а нам сказал: — Смотрите, какой у нас славный обед будет.
Пообедали мы действительно на славу. Потом разлеглись по полкам кверху животами. Я непременно заснул бы, но Витька вдруг хитро подмигнул мне и обратился к нашему тренеру:
— Дядя Вася, вот вы сказали — судьбу испытывать. Разве она машина или аппарат какой, чтобы ее испытывать?
Василий Никанорович улыбнулся.
— Ох, и хитер ты, Виктор! — сказал он, а немного подумав, весело добавил: — А все-таки лишний раз судьбу испытывать не надо. Послушайте вот…
4. ИСПЫТАНИЕ СУДЬБЫ
— Случилось это еще в то время, когда я был молодым парнем и работал в одном совхозе слесарем, — неторопливо начал Василий Никанорович. — Как-то к нам в мастерскую прибежал директор, красный, взволнованный. «Давай, — кричит, — бери инструмент, какой ни попало, и поедем ко мне домой — сын голову защемил». Как защемил? Где защемил? Ничего понять невозможно.
Захватил я пилу-ножовку, пару напильников, молоток, ну, там плоскогубцы и другую мелочь. Сели в машину. Директор кричит на шофера, чтобы тот гнал быстрее. Машина — открытый «козел» — бежит и так что есть духу, скачет по ухабам, словно и правда горный козел, того гляди, выкинет.
Грязь из-под колес в обе стороны веером разлетается. Куры с истошным криком бегут прочь, летят, хлопая крыльями. Картина!
Подъезжаем к директорскому домику. Уютный такой двухэтажный домик с балконом на южную сторону. Под балконом — толпа. На балконе — теща, пожилая женщина, и жена директора. Обе хлопочут возле мальчонки лет четырех. Мальчонка сам-то на балконе, а голову продел сквозь чугунные перила, да так, что назад вытащить не может.
«Юрик, давай еще раз попробуем», — просит директорша сына.
«Бо-о-о-ольно!» — кричит Юрик, плачущий уже не столько от боли, сколько от страха всю жизнь прожить вот так, с головой в балконной решетке.
«Внучек, родименький мой, — суетится бабушка, — давай теперь головушку вот эдак — в сторону да вниз…»
И бабушка производит новую попытку освободить голову ребенка. Но тот немедленно реагирует воплем на всю улицу:
«Не хоцу-у-у!»
Толпа, собравшаяся внизу, тоже не остается безучастной. Оттуда то и дело доносятся голоса:
«Вы его ташшыте, ташшыте…»
«Юра, ты ее, голову-то, бочком, бочком…»
Мальчик поворачивает голову боком. Мама и бабушка тщетно силятся протолкнуть ее сквозь перила. Снова слезы и крик.
«Сынок, — опять советует кто-то снизу, — ты ее спервоначалу вниз, апосля эдак выкрути да избочь…»
«Не хоцу-у-у!» — орет мальчонка.
«Юрочка, Юрик, внучек мой ненаглядный, — причитает бабушка, — ну попробуй, родимый, еще!..»
Но внучек охрип от крика и устал от бесконечного количества способов, испытанных на своей собственной шее. Я вижу, что на меня, как говорится, вся Европа смотрит. Придется потрудиться, так как решетка отлита по дедовскому фасону — каждый прут чуть ли не в руку толщиной.
Поднимаюсь на балкон. Теперь нас собралось здесь уже четверо. Папа включается в работу и пробует на сыне свои способности: головка набок, головка вниз, вниз и набок, набок и вверх. Снизу все чаще раздаются голоса, требующие решительных действий.
«До каких же пор можно ребенка мучить?» — спрашивает нетерпеливый женский голос.
«Эдак же он зайдется!» — кричит другая женщина.
Я уже и сам понимаю, что настало мое время приниматься за дело. Раскрыл сумку, достал ножовку. Но, как только я просунул ножовочное полотно и стал приспосабливаться поудобнее, Юрка, с любопытством наблюдавший за моими приготовлениями, вдруг спросил:
