Мы, монстры. Книга 3. Зверь - [24]

       А кому же еще?

       Он — огонь.

       К нему лучше не притрагиваться.

       Только как быть, если он стоит между ней и Нивеном? С другой стороны — это она сейчас находится между ними.

       “Это не тот Нивен, — напомнила она себе, — не тот, за которым ты пришла…”

       А тело уже делало свое. Аэ положила ладонь ему на грудь и услышала, как слабо, тихо и сбивчиво, ударилось несколько раз под рукой сердце. Закрыла глаза, вдохнула побольше воздуха — и, склонившись к нему, выдохнула в губы.

       “Отдай, — сказала лесу, сказала ветру, — отдай его. Верни его”.

       И снова вдохнула воздух — и снова поделилась дыханием с ним.

       Он ведь тоже — воздух, он ветер, он Иной. Пусть не в той мере, в которой она. И конечно же, не в той мере, в которой ей нужно. Но он — один из них. Может, потому она так долго, так упорно искала его? Не для того, чтоб он им помог — да и как ему было помочь? — чтоб она спасла его.

       Он — один из них, а значит, они — одно целое. Одна жизнь. Одно дыхание.

       Выдохнула в третий раз, и сердце ударилось увереннее, сильнее. И ресницы дрогнули.

       А она вдруг испугалась, что сейчас он откроет глаза.

       — Ну, или так… — хмыкнул рыжий монстр совсем близко, и Аэ вздрогнула. Она и забыла, что он здесь. Вскинулась.

       Он, оказывается, присел совсем рядом и заинтересованно всматривался попеременно то в нее, то в него. Желтые глаза горели. Ярко, болезненно, страшно.

       “Этот огонь… — вдруг поняла она. — Тот самый огонь горит внутри. Он не удержит его, он силен, а огонь — сильнее. Будет рваться наружу. Скольких же рыжий монстр сожжет прежде, чем сгорит сам?”

       Впрочем, это не ее дело.

       — Уходи, — сказала ему — вырвалось, неожиданно твердое и резкое.

       — Вы точно родственники! — восхитился тот в ответ и кивнул на Нивена. — Он тоже поначалу пытался от меня избавиться, пока не понял, что не выйдет.

       — Сейчас ты рад этому? — Аэ наклонила голову набок. Рука все еще лежала на груди Нивена, вторая — опустилась рядом с сапогом: достать нож, если придется.

       Рыжий высоко вскинул брови — кажется, удивился вопросу.

       Аэ объяснила:

       — Рад, что навязался? Что остался рядом с ним, чтобы… зачем? Шутить теперь над ним, умирающим?

       — Да говорю же…

       — Он умирает, — отчеканила она. — Я поделилась с ним своим дыханием, но ему нужно начать дышать самому.

       — И как ему это сделать? — кажется, ей удалось наконец стереть ухмылку с рыжей рожи. Взгляд остался тем же. Пропала только злая насмешка, да и то — куда бы ей пропадать? Просто поглубже спрятал.

       Аэ вздохнула.

       Она уже давно знала, что сделает глупость. Но даже сказать сейчас трудно… Как же она будет ее делать?

       — Я его заберу, — сказала она, заранее упрямо, готовая спорить хоть с ним, хоть с собой. — Ему нужно в Запретный Лес. Здесь я не смогу помочь.

       Рыжий задумчиво наклонил голову набок.

       — А там? Сможешь? С какой стати вам помогать ему?

       — Он — один из нас, — уверенно ответила она, хотя понимала, что убедить в этом Совет будет очень непросто. И повторила. — Я его заберу,

       Она пыталась убедить не рыжего — себя.

       Что рыжий будет не против, она уже знала.

       Он слишком занят собой.

***

       “Во злая девка! — удивился Йен. — Если они все там такие, не удивительно, что Нивен их боится — у него это в родовой памяти должно быть заложено…”

       Подавил желание навешать ей по большим ушам — сейчас он не был уверен в том, что сможет остановиться, а не оторвать, предположим уши. Или голову. Слишком много всего было внутри — голосов, воспоминаний, боли, злости, сдавленного смеха. И Йен давил его в себе еще больше. Давил всё. Чтобы не разорваться на части.

       Зеленый болотный уродец вовремя задохнулся — иначе точно разлетелся бы на мелкие кусочки…

       Не задохнуться бы теперь самому.

       И Нивен, как назло, опять решил помирать. Не скажет, что теперь делать. Как правильно сделать. Не почувствует. А сам Йен — или правильно теперь называть его другим именем? самым первым именем? — а Затхэ ничего не чувствует, потому что чувствует слишком много. Помнит слишком много.

       Помнит себя.

       Он вернулся, наконец — полностью.

       Он помнил, что Гьярнору пустует. И тот стол — стоит на вершине, заваленный снегом. А Снежные волчата из сна уже наверняка родились — за пургой, за вьюгой, в глубине темной пещеры, укрытой пушистым снежным одеялом…

       И в Дааре, возможно, что-то не так с королем. А Рэй слаб. Теперь он помнил, теперь он понял: в Дааре слишком холодно, чтобы зависеть от тепла. Рэю нужно тепло. Людям нужно тепло — так уж устроены. Вот почему они когда-то зря пришли в Даар. Там, у подножья горы богов, можно выжить, лишь став таким, каким был Даарен — холодным, мертвым внутри.

       Какими были боги. Каким был Затхэ.

       И совсем не таким, каким получился Рэй.

       Йен ухмыльнулся.

       “Не смог, — подумал он. — Как бы старик ни старался, не смог сделать Рэя таким же куском льда, как был сам.

Ты ведь всегда знал, что надо делать, старик? Потому и не давал его никому воспитывать — всё сам. Знал, но не смог. Где-то дал слабину. Размяк. И каково тебе теперь — умирая, знать, что твое отродье слишком теплолюбивое, чтобы выжить в снегах?”