Мужские прогулки. Планета Вода - [93]
Действительно, ласковая, нежная стихия. Курортная благодать! Однако для Антона в этой стихии то ночное, величественное и таинственно-грозное, то космическое осталось навсегда.
В тот день они улетели — Антон на работу, а Витька с Лизой домой.
— Ты, Антоха, не грусти! — проорал уже из раскаленного душного чрева самолета Витька. — Работай там, а мы скоро вернемся!
Пять часов лета в бесцветном вихре — и без всяких дорожных впечатлений, кроме восхищения густо-синим небом и плотными, словно сахарная вата, продаваемая на юге носатыми грузинами, облаками, они прилетели в Барнаул. Здесь пересели на маленький местный самолетик и, еще два часа провисев над пятнистой, упорядоченно-расчерченной то на зеленое, то на желтое, то на черное землей, спустились с неба прямо в свое Сарополье.
Боже, но что сталось с родным Саропольем! Отчего так малы и серы дома? Отчего так тесна, так грязна, так избита тракторными гусеницами знакомая улочка? И даже речка, тихая светлоструйная подружка, в волны которой нырялось до зябкой дрожи, с ее бесчисленными таинственными омутами, заводями, плесами, высокими ракитами по берегам, отчего она стала походить скорее на грязный ручей, на застойную лужу?! Проигрываешь ты, отчий край, в сравнении с иными краями, с пламенным сияющим югом, сотворенным, похоже, природой не для трудов, а для праздника и пиршества жизни! Понадобится время, чтобы глаза узнали сквозь новый облик твою неброскую милую красоту; тихий голос твоих лесных тропинок, исхоженных вдоль и поперек босыми ногами, золотистый теплый свет полей. Постепенно глаз порадуется луговому простору, ухо услышит тишину, не нарушаемую, а лишь оттененную звоном жаворонков. И тогда отпустит душу напряжение, и отдохнет, и успокоится, и насладится душа твоим, отчий край, простором, твоей незамысловатой, но такой родной красотой!
Спустя несколько дней, когда улеглось волнение встречи, когда вволю наговорились, насмотрелись друг на друга, когда обсудили новости и родители наконец отпустили Витьку от себя, набросился он на работу. Переделал все по двору, навел порядок, подправил крыльцо, заменил старые перила новыми, протрухшие доски в срубе колодца выбросил и вставил свежие, молочно забелевшие среди потемнелых от времени соседок, — отец потихоньку стал сдавать, запускать хозяйство…
— Если ты, брат, и за книжками так, как за рубанком, цены тебе нет, — задумчиво заметил отец, выглядывая из баньки, затопленной ради субботнего дня.
— Угорелый, — причитала мать, — ишшо наработаешься, наломаешься. У Павлихи сын-студент приехал, так из речки не вылазит…
Переделав домашнюю работу, Витька бродил по Сарополью, навещал дружков, хотя и мало их осталось: кто в армии, кто в городе, институтские со стройотрядами подались. Ходил Витька по поселку, и противоречивые чувства мучили его: привязанность к родным местам, к зелено-голубым пейзажам, к простору — и в то же время раздражение от неудобства, от грязи, от неуюта, устроенного людьми. Не столько ты, отчий край, проигрываешь рядом с разными там югами, сколько не берегут и уродуют тебя твои хозяева. Как странно, в городе лелеют какой-нибудь хиленький куст боярышника, здесь же без надобности валят кедр, лишь потому что он мешает транспорту ездить напрямую; там строят фонтанчики в бетоне, а здесь уродуют речку, вываливая на берега мусор, золу, шлак; там поливают по утрам асфальт, здесь разбивают до основания дорогу, в колеях даже в июльское пекло стоит зловонная лужа, жители бродят в резиновых сапогах и сетуют на каких-то дядей, которые обязаны приехать из города и засыпать им ту лужу.
Еще хуже обстояло дело с кладбищем, куда отправился Витька навестить по просьбе Антона могилку деда Игната. Своим запустением оно потрясло его. Многие деревянные оградки покосились и ощербатели, звезды с памятников кое-где валяются в вымахавшей в человеческий рост крапиве, фотографии на эмали побиты рогатками. А на одной из скамей сидели двое хорошо одетых мужиков и пили из одного стакана какое-то бурого цвета вино местного производства. Рядом бабка Павлиха пасла корову.
— Подурели вы, что ли, люди? — задал вопрос Витька двум мужикам и бабке Павлихе.
Но сыто хрумкающие огурчиками мужики послали его куда подальше. А Павлиха объяснила: дескать, чего траве даром пропадать, такой сочной ни на одной луговине не сыщешь, а молоко — продукт ценный, витаминный, вон какие цены за него на базаре дают!
— Тебе, бабушка, лет не сосчитать, пора о спасении души думать, а ты о цене сена на кладбище… Греха не боишься, — не выдержал Витька.
Бабка оказалась, к его большому удивлению, сугубой материалисткой. Она потуже обвязала платком маленькую, с кулачок, головку, уставила на Витьку пронзительные, по-молодому черные глаза и визгливым голосом принялась честить его:
— Во, глякось, выискался образованный! Пожил в городе, так умней других стал? Яйца курицу учат, во дела! Все вы, Терентьевы, религиозники проклятые, и дед твой подпевала церковный, помню, голосище драл на хорах, о совести да душе твердил, а игде она, душа твоя? Бога нет, ага, значится, и души нету, где совесть-то разместится? А на тебя я в университет напишу, как ты за тот свет агитируешь, узнаешь тоды, цыган красногубый!
Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.
После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.
Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.
Что скрывается за той маской, что носит каждый из нас? «Воображаемые жизни Джеймса Понеке» – роман новозеландской писательницы Тины Макерети, глубокий, красочный и захватывающий. Джеймс Понеке – юный сирота-маори. Всю свою жизнь он мечтал путешествовать, и, когда английский художник, по долгу службы оказавшийся в Новой Зеландии, приглашает его в Лондон, Джеймс спешит принять предложение. Теперь он – часть шоу, живой экспонат. Проводит свои дни, наряженный в национальную одежду, и каждый за плату может поглазеть на него.
Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.
Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.