Мужские прогулки. Планета Вода - [92]
Витька вздохнул с облегчением. «Конечно, когда тебя любят, это совсем даже неплохо, наоборот, хорошо, но свобода все-таки лучше! А вообще, ребятки, здорово!» — «Что именно здорово?» — уточнила дотошная Лизка. «А все! Море, небо, жара, тутошние яблоки, ты, Лизка, здорово! Антоха! Я! Здорово, что мы мотанули сюда, что мы есть на свете! Здорово, что есть сам белый свет!» Такой уж уродился Витька неистребимый оптимист. Что бы он ни делал: работал, спал, ел, бездельничал, почесывал ногу об ногу — все приносило ему удовольствие и радость. Даже на элементарный вопрос о том, чем он занимается в данную минуту, Витька радостно заявлял: «Кайфую!» При виде его лукавой физиономии со вздернутым носом, пылающими пунцовыми губами, округлым, задорно раздвоенным подбородком, при виде беспорядочно разметанных кудрей, точно вокруг дул невидимый ветер, становилось весело и хотелось жить так же, от всего получая удовольствие. Витька и из дома уехал, потому что весело и интересно уезжать куда-то, потому что хотел вырваться из-под родительской опеки, потому что «все едут, а я что, хуже других?». Идея отправиться на море — «людей посмотреть, себя показать, косточки старые погреть» — была рождена им и не только рождена, но и материально поддержана. Весной он мотался на электричке в пригород на подработки. Одинокие старушки, мучавшиеся над пятью-шестью сотками огорода, нахвалиться не могли таким нежданным работником, помогавшим управиться с землей. «Своих-то ни за какие деньги не упросишь, — жаловались они, — не дюже хочут работать, что бы тимуровцам объявиться старухам в подмогу…» Витьку поили молоком, кормили как на убой и платили кто по пятюшке, а кто и по десятке за труды — так что крымское мероприятие большей частью субсидировал он.
Витьке первому надоело море. Подумаешь, море! Вода — она и есть вода. Наша сибирская тайга лучше. Тайга многолика и умеренна. А тут сплошь показуха. Персики — во! С детскую голову. Что за излишества? Зачем? А вообще, ребятки, сколько можно бездельничать? Лизка скоро все книги перечитает, еще с ума тут сойдет!
«А ты тоже читай, — советовала Лиза, — вон какая обширная программа на следующий год по зарубежной литературе!»
Но Витька не хотел читать. Умение он ставил выше знания. Мастеровитый, он наслаждался своим умением, любил резать, паять, клепать, приваривать, чинить. Если не находилось рядом физической работы, он придумывал ее. Две недели безделья хватило ему за глаза. Он принялся с жаром и вдохновением подталкивать друзей к отъезду. «Понимаете, — вдалбливал им Витька, — дома сейчас лучше! Ягод навалом, а они у нас витаминней южных фруктов, природа — она тетка справедливая! Рыба у нас — куда ихним бычкам!» — «Пескарь, что ли, рыба?» — ехидно поддела его Лиза. «А ты, Лизка, валяешься тут, а там мать без тебя истосковалась!» — пустил в ход последний аргумент.
Последнюю ночь на юге ребята провели на берегу. Хозяйские раскладушки они перетащили на обрыв, устроили полог от комаров и залезли в спальные мешки. Антона отчего-то комары не кусали, и он выбрал себе место на бугре повыше, откуда открывался во все стороны морской простор. А ночью пожалел об этом.
Витька с Лизой наболтались и вскоре засопели. Антону же не спалось. Он слушал монотонно-методичный шум прибоя, смотрел на отгоравший закат. Непроглядная южная ночь упала внезапно и сместила все с привычных мест, перемешала и небо, и землю, и море. Шумящая масса воды наступала, окружала, раскладушка выдвигалась куда-то с исчезнувшего берега. До головокружения отчетливо Антон ощущал плавное покачивание, скольжение — ледяной сквознячок движения студил лицо. И сверху, и снизу, и сбоку — всюду, куда хватало глаза, дымилось сине-черное, звездное, выгнутое в глубину пространство. Неизвестно, где море, а где небо — вокруг лишь бездонный космос, раскаленно пульсирующий мириадами звезд. Раскладушка точно въехала в центр Вселенной, и он остался один на один с космосом, взиравшим с непостижимым холодным равнодушием и величием.
Его охватила жуть. Да он же — точно мелкая ничтожная козявка, рассматриваемая чьим-то оком на гигантской ладони! От одиночества и тоски зашлась душа. Ему захотелось вскочить и, криком глуша ужас, мчаться сломя голову по теплой, темной, плоской степи, такой привычной, обжито-уютной, мчаться в какое-нибудь укрытие — подальше от этих дымящих бесконечных звезд. А еще ему хотелось немедленно растолкать ребят, схватить их горячие ладони и накрыть ими себе голову, где ворочался, трещал мозг. Но беспомощная, оцепенелая вялость парализовала ноги-руки. Единственное, что он был в состоянии сделать, — так это закрыть глаза. Но и сквозь сомкнутые веки проникал в него раскаленно-холодный, леденящий сознание свет звезд. Вокруг глухо шумело — не то море, не то вечность…
Утром он проснулся поздно и увидел приятелей купающимися, плещущимися, точно в банальной луже, в море. Оно, расцвеченное лазурными, золотыми, розовыми красками, мирно лежало у берега. Лиза прибежала и выплеснула из ладошки на спину Антона теплую воду.
— Какая благодать! — кричала она, приплясывая вокруг него и обдавая брызгами и запахом мокрого прохладного тела. — Соня, проспишь белый свет!
Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.
После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.
Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.
Что скрывается за той маской, что носит каждый из нас? «Воображаемые жизни Джеймса Понеке» – роман новозеландской писательницы Тины Макерети, глубокий, красочный и захватывающий. Джеймс Понеке – юный сирота-маори. Всю свою жизнь он мечтал путешествовать, и, когда английский художник, по долгу службы оказавшийся в Новой Зеландии, приглашает его в Лондон, Джеймс спешит принять предложение. Теперь он – часть шоу, живой экспонат. Проводит свои дни, наряженный в национальную одежду, и каждый за плату может поглазеть на него.
Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.
Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.