Мужские прогулки. Планета Вода - [90]

С Коном Лиза проводила долгие часы в беседах о Вьетнаме. Певуче-мелким, мягким говорком, точно какой-нибудь житель средней полосы России, изящно-миниатюрный Кон рассказывал о природе своей страны, о нравах и обычаях, учил готовить национальные блюда.

Негр Коста — совсем иного склада человек. Высокий, худощавый, светло-шоколадный и очень красивый, несмотря на оспинки, изрябившие лицо. Он приехал из какой-то вновь образовавшейся в центре Африки страны с непонятным общественным строем. Как всё смешалось в мире! И как всё стало рядом! Где далекий Алтай и где Экваториальная Африка, а вот, поди ж ты, уроженка Алтая, знающая только понаслышке, что такое война, и африканец, вырвавшийся из плена, где его пытали электрическим током не то ультраправые, не то ультралевые, сидят в одной комнате и смеются шуткам Майи! (Спустя несколько лет Коста, окончив университет, уедет к брату в Париж, где тот владел небольшим издательством, станет печататься с репортажами об Африке, затем вернется на родину. Там в какой-то племенной резне ему отрежут голову. А Майка чуть было не выскочила за него замуж!) Своим высокомерием, привычками отпрыска богатого рода, невообразимым обилием элегантных предметов личного обихода он резко выделялся в студенческой среде, все это и отталкивало от него, и вместе с тем пробуждало интерес к нему.

Коста ухаживал за Лизой самым галантным и безличным образом. Такие отношения для нее были внове, до них она знала лишь грубоватое ухаживание саропольских парней да веселые задушевные отношения полудружбы-полусоперничества ее постоянных партнеров по учебе, по играм, по летней работе в поле Витьки и Антона.

Сколько юных девчонок подняло с родных гнездовий и поставило на крыло тайное стремление отыскать сказочную женскую судьбу, не похожую на материнскую, найти необыкновенного суженого… Отчего это кажется, будто суженые непременно обретаются в столичных городах? Впрочем, честно говоря, парням с пыльных малолюдных улочек Сарополья, парням, возможно, и хорошим, но грубоватым и простоватым, уже с полудня попахивающим портвейном, не сравниться со столичными обитателями, овеянными романтической дымкой загадочности…

Новые приятели и приятельницы открыли Лизе иную жизнь с массой неизвестных ей ранее вещей: строгий напряженный труд в библиотеке, страстные, захватывающие споры о каком-нибудь популярном певце, композиторе или поэте, мышечную радость на теннисном корте и в плавательном бассейне… Однако суббота и воскресенье свято и нерушимо отданы библиотеке. Развлечения развлечениями, а выводит в люди труд.

Лиза и саропольских своих приятелей тянула в библиотеки. Куражливый Витька особой охоты к учебе не имел, хвастал тем, что хватает все на лету, и больше предпочитал бродить по залам, торчать в курилке и сыпать анекдотами. Но его цыганская чернявость, его разметанные, точно от вихря, кудри, лукаво-веселые глаза, ямочки на щеках, пунцовые от обилия молодой здоровой крови губы неизменно привлекали внимание и симпатии библиотекарш. Неотразимый Терентьич мог выпросить у них практически любую книгу.

Антон тоже, как и Терентьич, использовал любую возможность отлынивать от совместных занятий, но если уж не удавалось отвертеться, тогда Лиза не могла на него нарадоваться. Если Лиза и Витька не могли овладеть библиографическими навыками, терялись в книжном море, то Антон прекрасно ориентировался среди множества томов, выуживал лишь то, что было нужно, вместо десяти книг читал одну, но ту, без которой полученные сведения были бы неполны. Он обладал редким даром — нюхом на истину. С непостижимой легкостью и уверенностью отличал ложное знание от истинного, его мозг усваивал все подряд, но рассортировывал, анализировал, синтезировал, а потом рождал собственное оригинальное мнение, нередко восторгавшее Лизу, а порой и возмущавшее тем, что оно начисто отметало авторитеты. Выжимки знаний, уже отстоявшиеся, выкристаллизованные, Антон охотно дарил друзьям.

Пользуясь этой способностью Антона беспечно и с ощущением естественности происходящего, как пчела нектаром, Лиза не только училась свободно и легко, но и сама приобретала вкус к оригинальности суждений. В случаях, когда у нее не находилось собственных мыслей, она за таковые выдавала идеи Антона, не находя ничего особенного в том, что пользуется результатами чужой умственной деятельности. У Антона же начисто отсутствовало чувство собственничества на оригинальные идеи, видимо, из-за не вполне изжитого крестьянского отношения к умственным занятиям как ко второсортным.

Настойчивое, упорное учение занимало лишь часть душевных и физических сил Лизы. Другая же часть души была занята каким-то беспокойным ожиданием, беспредметным томлением, внезапными приступами тревоги и волнения. Это в Лизе взрослело девичество, испытывающее настоятельную потребность в романтическом увлечении. Частенько девушка просыпалась утром словно от толчка. Ей казалось, уж сегодня-то обязательно случится что-то чудесное и важное. И весь день тогда протекал под знаком ожидания чуда. Вот сейчас случится, вот подойдет автобус, распахнутся двери, и… Или вон за тем поворотом цинково голубеющей дороги промаячит… Или у того старого раскидистого дерева настигнет… Что-то? Кто-то? И вот оценивающий, чутко-тревожный взгляд на одиноко маявшуюся на остановке мужскую фигуру, на группу рослых парней, молчаливо подпирающих стену дома, на потоки встречных, среди которых и один хорош, и другой неплох — но кто же? когда? что?