Мужские прогулки. Планета Вода - [88]
Решив, что над этим стоит хорошенько поразмыслить еще, Данила пошел дальше. А в голову лезли всякие чудные вещи. Почему, думалось ему, молоко всегда белое, а кровь у всех живых тварей красная? Почему землица-матушка покрыта зеленью, то есть растительностью зеленого цвета? Есть ли тут какой-нибудь смысл? Почему трава, скажем, не фиолетовая, оранжевая или красная? А вот еще интересно, почему желудок не переварит самого себя? На эту мысль навели Данилу шествовавшие с речки соседские гуси. Ведь слопал же однажды на глазах Данилы старый гусак оброненный полтинник, а когда через несколько часов закололи беднягу, никакого полтинника не обнаружили в гусаке. Металл переварил, тунеядец проклятый!
Придерживая поясницу, пораженную радикулитом, Данила нагибается над белой, сотканной из сотен мельчайших цветков, шапкой распустившейся семенной моркови и, закрыв глаза, долго внюхивается в медовый теплый запах. Или взять запах. Откуда он берется? Что означает? Как, из чего создан? Эта загадка давно уже мучит Данилу. У многих образованных он пытался разузнать об интересующей его природе запаха, но даже ученый зять соседки Нинки и тот долго что-то талдычил, талдычил, после чего сам запутался и лишь беспомощно развел руками.
Устав торчать у морковного куста, Данила сел под разлапистый подсолнух. Солнце все больше наливалось холодной краснотой, опускаясь к горизонту. Небо уже обметывали разноцветные — огненные, желтые, синие, петушино-пурпурные — перья заката. Волнами накатывались усилившиеся к сумеркам запахи из палисадника.
Из задумчивости Данилу вывела щекотно ползшая по голой ноге буровато-зеленая гусеница, торопившаяся куда-то на ночь глядя. Хотел было сбросить ее, но потом что-то остановило его. Подобрав соломинку, он поддел ею гусеницу. Она мгновенно замерла, сжав в тугую пружину кольчатое мохнатенькое тельце. Но скоро, не узрев для себя опасности, с прежней медлительной ловкостью двинулась дальше. Плавными волнами подвигаясь вперед, гусеница то выгибалась, то мерно опадала, точно обтекала соломину. Любопытствуя, Данила подставил ей палец. Она опять замерла перед новым препятствием, но скоро подняла первую половину тела, подержала его так, на весу, раскачиваясь в воздухе, опустилась на палец и, выгнувшись и сжавшись пару раз, плавно перетекла через палец.
Данила посадил гусеницу на зашершавевший от дневной жары лист подсолнуха и встал с земли. Закатав штанину, пристально и серьезно оглядел ногу, задержав взгляд на тугом коме икры. Пошевелил пальцами, переступил с носка на пятку, пружиня мускулы. По его напряженной выпуклой икре прокатилась плавная волна сокращений, напоминавшая ту, что управляла тельцем буровато-зеленой гусеницы. Данила глядел, уже не видя собственной ноги, занятый чем-то, что открылось его мысленному взору, и с рассеянным видом, так и не опустив закатанной штанины, пошел в дом.
С отрешенным лицом, отодвинув вставшую на дороге Семеновну, Данила вошел в комнату и плотно затворил за собой дверь. Он остановился возле этажерки, где стояло большое круглое зеркало с волнистой от старости поверхностью. Толстым грубым пальцем, черным от въевшегося клея, прижал веко левого глаза, а правым наблюдал, как трепещет мягкая кожа, пытавшаяся складочкой перекатиться под пальцем. Убрав палец, он с интересом рассматривал, как веко то опускалось, закрывая глаз, то плавно подымалось, подчиняясь каким-то незримым неслышимым сигналам, с быстротой молнии возникающим и проносящимся в его теле. Он приказал себе не моргать. И веко не мигало. Из зеркала на Данилу глядел незнакомый, застывший от напряжения, суженный зрачок. От натуги глаз заслезился. Не успел еще Данила понять до конца возникшее в нем желание, как рука сама потянулась и смахнула слезу. Мягко и стремительно рука поднялась вверх, сделала какое-то неуловимое быстрое движение, поворотясь под углом, легким размашистым жестом прошлась по глазу. Зеркало отстраненно и точно повторило этот жест.
И, увидев простейшее, тысячекратно повторенное за жизнь и никогда прежде не замечаемое движение как бы впервые, вот так, со стороны, Данила вдруг изумился. Какая мгновенность и точность живет в человеческом жесте! Что, какой мощный мотор, какой компактный двигатель кроется в теле?! Какой совершенный механизм, не нуждающийся в топливе, в наладке, в ремонте, приводит в действие его мышцы?!
Так и стоял он с поднятой к глазу рукой, замерев перед открывшимся ему величайшим чудом природы — чудом движения. Очевидно, стоял долго, так как в комнату тихо и осторожно заглянула Семеновна. Он услышал ее голос:
— Данила, а, Данила? Ты чего, Данила?
Он не ответил — не вернулся еще в комнату, в которой стоял.
Семеновна сокрушенно покачала головой.
— Совсем с панталыку сбился старый, — сказала. — Стоит, в зеркале красуется. Молодуху какую заприметил, что ли?
Старуха умела разговаривать сама с собой. Так, ворча, она и вышла куда-то по своим делам.
А Данила самостоятельно разобрал постель, улегся и раскрыл газету — последнее перед сном развлечение. Но, незаметно для себя, в этот раз уснул, не донеся газету до глаз.
Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.
Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.
Валенсия мечтала о яркой, неповторимой жизни, но как-то так вышло, что она уже который год работает коллектором на телефоне. А еще ее будни сопровождает целая плеяда страхов. Она боится летать на самолете и в любой нестандартной ситуации воображает самое страшное. Перемены начинаются, когда у Валенсии появляется новый коллега, а загадочный клиент из Нью-Йорка затевает с ней странный разговор. Чем история Валенсии связана с судьбой миссис Валентайн, эксцентричной пожилой дамы, чей муж таинственным образом исчез много лет назад в Боливии и которая готова рассказать о себе каждому, готовому ее выслушать, даже если это пустой стул? Ох, жизнь полна неожиданностей! Возможно, их объединил Нью-Йорк, куда миссис Валентайн однажды полетела на свой день рождения?«Несмотря на доминирующие в романе темы одиночества и пограничного синдрома, Сьюзи Кроуз удается наполнить его очарованием, теплом и мягким юмором». – Booklist «Уютный и приятный роман, настоящее удовольствие». – Popsugar.
Маша живёт в необычном месте: внутри старой водонапорной башни возле железнодорожной станции Хотьково (Московская область). А еще она пишет истории, которые собраны здесь. Эта книга – взгляд на Россию из окошка водонапорной башни, откуда видны персонажи, знакомые разве что опытным экзорцистам. Жизнь в этой башне – не сказка, а ежедневный подвиг, потому что там нет электричества и работать приходится при свете керосиновой лампы, винтовая лестница проржавела, повсюду сквозняки… И вместе с Машей в этой башне живет мужчина по имени Магаюр.
Эта странная, на грани безумия, история, рассказанная современной нидерландской писательницей Мариет Мейстер (р. 1958), есть, в сущности, не что иное, как трогательная и щемящая повесть о первой любви.
Роман, написанный поэтом. Это многоплановое повествование, сочетающее фантастический сюжет, философский поиск, лирическую стихию и языковую игру. Для всех, кто любит слово, стиль, мысль. Содержит нецензурную брань.