Мужские прогулки. Планета Вода - [89]

Вернулась старуха, разделась и стала укладываться рядом. Толкнув его нечаянно локтем и уловив какое-то ответное движение, поняла, что разбудила, и сказала неразборчивым, сонно стихающим голосом:

— Спи, спи-ии-ко…

И тут же сама, еле доткнувшись до подушки, заснула мгновенным чутким сном, какой лишь и бывает в старости.

Данила позавидовал ей. Сам он не мог заснуть, как ни ворочался, как ни пытался устроиться поудобнее. Опасаясь возней разбудить старуху, встал и подошел к раскрытому окну. В ночной тьме слабо и призрачно мерцали распустившиеся восковые цветы душистого табака, тянуло запахом влажной, недавно политой мяты, бесшумно проносились какие-то жуки и с деревянным стуком шмякались на землю. А он смотрел на меленькие, ровно гвоздочки, звезды, слушал голоса ночи и машинально растирал ноющие руки. Руки беспокоило, ломило на дождь.

Характер человеческих поселений чрезвычайно устойчив. За всю историю существования человечества он изменился лишь дважды. Первый раз — при переходе от кочевья к оседлости, второй — при возникновении городов. Конец двадцатого века пришелся на третье бурное изменение. Уже сейчас большая часть населения земного шара переселилась в города. Деревни стремительно меняют облик и превращаются в поселки городского типа с тысячным населением. Как грибы после дождя, вырастают города с миллионным населением, а вчерашние «миллионщики» раздуваются в супергиганты.

Трое наших приятелей оказались лишь малой песчинкой в широком потоке вчерашних крестьян, захваченных мощным процессом урбанизации и хлынувших на новые места жительства. Город, куда они приехали, насчитывал два миллиона обитателей. И хотя он не считался чисто студенческим, тем не менее с первого взгляда становилось ясно, что тон здесь задавала молодежь. Она вносила в городскую жизнь динамизм, стремительность, энергию движения. Именно молодежь определила то положение, когда учеба стала таким же обязательным для горожан занятием, как и работа. Этим и отличается городское общество от сельского, где освоение профессии происходит рано и, как правило, на всю жизнь. Интерес к учению, помимо чисто естественной в каждом человеке любознательности, подогревался у молодежи, особенно у мигрантов, пониманием того, что это лишь первая ступень роста, лишь подготовка к последующему, более высокому положению в обществе, когда потребуются и знания, и мастерство, и профессионализм.

Учение занимало все время Лизы Степановой. Вообще в городе всегда не хватает времени, и это самое удивительное и новое, с чем она столкнулась здесь. В Сарополье зимой люди по три-четыре часа, дурея, просиживают у телевизора, могут днем завалиться спать, а иные — за неимением других развлечений — баловались выпивкой. Пил, особенно с получки, и отец Лизы. Так-то он хороший, добрый, но Лиза стыдилась его, хмельного, стыдилась его безудержного желания «покалякать» о политике с кем попало, хоть с Полканом, в тоске залезавшим в будку и со сдержанной яростью рычавшим на отца, стыдилась отцовской добренькой блаженно-отрешенной улыбочки под виновато поникшими усами, его стремления угощать встречных-поперечных подтаявшими карамельками, окрашенными линяющими обертками в красно-зеленые цвета.

Отец не куражился по пьянке, как другие, всем норовил сказать что-нибудь приятное, был ласковым, ровно телок, но в такие минуты за ним требовался глаз да глаз. Раз он заснул на сеновале с непотушенной сигаретой — тогда Степановы основательно погорели, остались — в чем успели выскочить, другой раз тонул в Бие, решив вместе с мальчишками покататься на первом, плохо замерзшем льду, после чего несколько лет выкарабкивался из сковавшего его намертво радикулита. Пил отец в основном зимой, когда не было работы на местном кирпичном заводике. Лиза стеснялась отца, но и жалела его такого — безгласного, покорного, побаивающегося властной шумливой жены, но жалела и мать, которая хоть и заездила домашних, однако и сама убивалась на хозяйстве при никудышном своем муже. (Отец «завязывал» с пьянкой лишь весной, с темна до темна пропадал на своем заводе, где его безмерно ценили за безотказность и тихий мирный нрав). Для себя Лиза решила: у нее-то муж будет другим!

Неспешная сезонная жизнь, характерная для Сарополья, в городе была немыслима. Каждый здесь торопится, мчится навстречу десятку разнообразных дел. Время дорого, на него огромный спрос. Новое отношение к затратам и учету времени, по мнению Лизы, являлось лучшим показателем усвоения человеком городского стиля жизни.

Ей, как она считала, удалось хорошо вжиться в город, ее приятелям Витьке и Антону — хуже. Они жили будто враскачку. Когда ни зайди к Терентьичу, он или валяется на кровати — не то спит с открытыми глазами, не то грезит или мастерит что-либо. Перечинил всем желающим платяные шкафы, навесил полки для книг — хорошо, умело, но зачем? Ты приехал сюда учиться или столярничать? Антон — тоже фрукт. Влез с головой в милицейские дела и, похоже, не собирается выныривать. Рассуждает только о пьянстве, бродяжничестве, хулиганстве — очень увлекательно! Книг не читают ни тот, ни другой. Друзей не завели. Знакомых Лизы не принимают всерьез — ни девчонок по комнате, ни Фам Нгок Кона, ни Косту Ризи.