Мужские прогулки. Планета Вода - [48]

— Как будто вы не знаете, как это бывает… Горит план, звонки сверху, нажим со всех сторон…

От сдержанного негодования смуглое горячее лицо Ивана бледнело. Спор делал его совсем иным человеком — собранным, точным, беспощадным.

— Если строитель построит человеку дом и сделает свою работу непрочно, так, что построенный дом обвалится и причинит смерть хозяину дома, то этого строителя должно убить. Если он погубит достояние, то должен возместить все, что он погубил, а за то, что построил дом непрочно, должен отстроить обвалившийся дом за собственный счет.

— Что это? — удивленно вздернул брови архитектор.

— Это, братец вы мой, законы Хаммурапи, царя Вавилона, — объяснил Иван.

— Жестоко! — покачал головой архитектор. — Жестоко!

— Жестоко, — согласился Иван. — Но зато прежде было меньше нерадивых работников. Все делалось на века.

— Не совсем так, — усмехнулся архитектор. — И в прошлом допускались ошибки. Теперь потомкам приходится ломать головы над укреплением монументальных сооружений предков. Разрушаются, как вы знаете, строения «вечного Рима», архитектурные памятники Лондона и Неаполя, проседают Венеция и Мехико…

— Предков оправдывает низкий уровень прежней науки. А в наше время огромных знаний, вседоступности информации, во времена, когда геологические условия районов строительства чрезвычайно разнообразны — от заболоченной тундры до пустынь и сейсмических пространств юга, — в таких условиях, знаете ли, недооценивать роль геологии — безответственность! Это вопиющее невежество, знаете ли, обходится дороговато!

Закончив в Вишневе дела, Иван уехал в экспедицию, занимающуюся изысканиями под трассу газопровода. В делах лето пронеслось незаметно. Он не гнушался никакой самой тяжелой и черной работы. Вместе с рабочими бурил скважины, дежурил по кухне и чистил картошку, разбирал пробы грунтов, ходил с геодезистами по выжженной зноем степи. Каждый месяц Иван выбирался куда-нибудь в близлежащий поселок на почту и регулярно отправлял домой деньги. Но писем не писал. Он тосковал по жене, по сыну, но переломить собственную гордость и повиниться не мог…

Осенью экспедиция свернула работы и вернулась в Игорск. Иван прилетел поздно ночью и сидел в аэропорту, усталый и хмурый. На рейсовый автобус он опоздал, а редкие в этот час такси расхватывали самые расторопные и ловкие пассажиры. Раньше он непременно оказался бы в их числе, а сейчас даже не знал, что ему больше хочется: мчаться домой или как можно дольше оттянуть встречу с женой.

От мрачных размышлений Ивана отвлек шум пассажиров с вновь прибывшего рейса. Из толпы вдруг на него надвинулась Раиса. Она кинулась к нему, расцеловала. Оказывается, театр оперетты только что закончил гастроли и вернулся домой. Раиса потянула Ивана за собой, к поджидавшему их автобусу. Ехали весело, с песнями, шутками, пока не остановились у какого-то старинного дома с облупленными кариатидами. Шумной гурьбой ввалились в подъезд.

Иван замешкался у автобуса. Уловив его колебания, Раиса подхватила его под руку и втащила вслед за остальными в пыльную, непроветренную квартиру, где со всех стен глядела она сама, запечатленная фотографами в разных ролях. Пили чай и сухое вино, ели сочные медовые дыни и опять пели песни. Потом все куда-то разом подевались. Звали с собой и Ивана, но ему хотелось хотя бы часок поспать, и его оставили в покое. Утро прошло в какой-то жадной, неласковой, нерадостной любви. Сквозь дрему он слышал, как Раиса убегала в свой театр, наказывая ему завтракать и не исчезать, не дождавшись ее…

…И вот он расхаживал по чужой квартире и думал о собственном доме. Мысли о жене текли нежные и грустные. Хотелось сорваться сию минуту и мчаться домой. Но, хотя Иван и считал, что в браке нет места искренности, что брак — это поле дипломатии, все же происшедшее утром останавливало его. Не то чтобы он полагал необходимым исповедоваться в свершившемся грехе, нет, упаси боже, но как-то вот так сразу, не остыв от объятий чужой женщины, являться в родной дом — есть в этом некое кощунство.

Мысленно признав себя виновным перед женой, он — так всегда гордившийся своей логикой! — вопреки всякой логике стал выискивать оправдание, готовый обвинить кого угодно, но не самого себя. И выходило у него так, будто в том, что он оказался в чужой постели, виновата легкомысленная и обольстительная хозяйка квартиры — в первую очередь. Зачем она воспользовалась его усталостью и нерешительностью? А во вторую очередь — виновата, разумеется, жена. Меряя скорыми шагами чужую комнату, Иван обдумывал то, что выскажет ей при встрече. Мысленно усадив жену в большое круглое кресло перед журнальным столиком, он время от времени прерывал бег и останавливался напротив сидящей, чтобы лучше сосредоточиться и высказать накипевшее.

Счастливая семейная жизнь, скажет он ей, заключается не только в том, чтобы найти подходящего человека, но и в том, чтобы самому быть таким. Важно всю жизнь стараться быть подходящим, оставаться подходящим человеком. Супружеская жизнь, в конечном счете, — это серия мелких происшествий. Удручает не тот факт, что любовь уходит, а то, что она растрачивается по пустякам. Ты, именно ты растрачиваешь нашу жизнь по мелочам. Я не люблю бывать дома, потому что ты постоянно ворчишь. Тебе не нравится моя сутулость, тебе не нравится, как я хожу, ты терпеть не можешь, как я ем, ненавидишь моих друзей, ревнуешь к ним. Кстати, мои манеры ты осуждаешь, а сама из каких таких князей? Это же смешно — вести себя так, словно тебя воспитывали гувернантки. Кроме того, где же логика? Когда-то те же самые мои привычки тебя умиляли! Но отвратительней всего твои попытки перевоспитать меня, подогнать под удобный для тебя, придуманный образ. Не придумывай меня, пожалуйста! Попробуй принять меня таким, каков я есть, и ты увидишь, какой я… Ты ждешь от супружества лишь радостей, уюта, а попробуй запастись мудростью, сдержанностью, великодушием, самодисциплиной, трезвостью и терпением, встань на путь компромисса… Ведь брак — это работа, тяжелейший труд души. Надо без конца трудиться на ниве своей любви, ежедневно, ежечасно доказывая свое право быть любимой!..