Мужские прогулки. Планета Вода - [30]
Разматывая клубок обид, сдирая пласт за пластом, Зоя останавливается на недавней, самой обидной обиде. Какое-то время Иван стал домоседом, примерным семьянином. Возился с Алешкой, читал ему книги, водил в кино, обходился с женой внимательно и предупредительно, помогал по хозяйству, даже ходил по гостям!
Переполненная благодарностью за его возвращение в семью, она любила его. Были ночи, полные любви и нежности. Тогда она забеременела. Все хотела сказать, да как-то не получалось, из-за каких-то дел откладывала. И для себя Зоя тоже не решила окончательно. Уже на работе женщины вошли в курс дела, уже выслушала она многие «за» и «против», одинаково убедительные. Самой ей хотелось оставить все, как есть. Она любила детей и мечтала когда-то о том, что их у нее будет много — ну, хотя бы трое. Еще девчонкой-подростком она не только превосходно нянчила собственных братьев, но и возилась с малышней всей улицы. Ее удивляли люди вроде Ивана, брезговавшие лишний раз вытереть ребенку нос, да и вообще считавшие все хлопоты, касающиеся детей, делом скучным и занудным. Она была благодарна родителям, что росла не одна, в полной мере познала и братскую и сестринскую привязанность. По Алешке видела, во что превращается единственный ребенок. Все ему, все для него, одежду не успевает изнашивать — выбрасывается, новенькими игрушками завален дом: одних машин десять, да тракторы, да самолеты, да ракеты — ничем не играет, скучно ему, пресыщен, негодник маленький!
Но как вспоминала про бессонные ночи, про болезни, про садик, который считала не благом, а вынужденной и довольно суровой необходимостью, про жизнь на одну зарплату, так решимость улетучивалась бесследно. А тут женщины подливали масло в огонь. «С ума сошла, девка! Кто в наше время заводит второго? И так перенаселение, в городах уже не протолкнешься, а тут ты со вторым!» — «Да разве много — два-то?» — «Это тебе не деревня, там выпустишь в огород и бегают, растут сами по себе. А в городе куда выпустишь? Кругом асфальт, машины. Нужно с ребенком гулять. Так и прогуляешь рядом с ними всю жизнь…» — «Один раз с работы уволилась? Со вторым вообще оставишь работу!» — «Если нежность некуда израсходовать — собаку заведи лучше. Собака не так обременительна и потом — это более модно, чем заводить детей».
Зоя решила посоветоваться с Иваном, хотя и знала, он, скорее всего, скажет «нет». Как-то раз зашел у них разговор об одной семье, решившейся на второго ребенка. Иван сурово осудил знакомых за легкомыслие. «Я так считаю: лучше одному дать побольше, чем двум недодать, — рассуждал он. — Сегодня дети слишком дорого стоят, чтобы заводить их больше одного!»
— А разве тебе не хотелось бы дочь? — спросила тогда Зоя. Спросила просто так, к слову.
Но Иван страшно всполошился и долго не мог успокоиться, поверить в то, что она сказала без умысла. Зоя его не осуждала. Аргументы, выдвинутые им, были убедительны. Он думал не только о себе, он не хотел обременять и ее.
И все-таки посоветоваться с мужем хотела. Для спокойствия, для душевного равновесия нужны были его слова, его доводы, его сочувствие. В тот день Иван пригласил ее в кино. Шел французский фильм, повсюду только и говорили о нем. Алешку решили после садика препоручить соседке. Утром, по дороге на работу, Зоя сообщила Ивану о том, что у нее новость и ей непременно нужно посоветоваться с ним.
— Какая новость? — спросил Иван, поглядывая на часы и нервничая из-за опаздывающего автобуса.
— Важная.
— О господи, что может быть важнее автобуса?
— Я не шучу.
— Ладно. Встретимся до сеанса. Днем позвоню, условимся поточнее о часе.
Он не позвонил. Она напрасно просидела у телефона до шести вечера, потом сломя голову мчалась, стараясь поспеть к сроку в садик, но не поспела, выслушав сетования пожилой усталой воспитательницы, тащила Алешку на себе, спешила домой, надеясь, что Иван ждет ее дома.
Он заявился лишь в первом часу ночи, пьяненький и веселый. Выложил на подушку рядом с лицом жены букет помятых цветов, достал из портфеля бутылку шампанского.
— Вставай, пировать будем.
— Ты уже напировался.
— Не сердись, малыш. Я так и знал, что разозлишься.
— Еще бы.
— Понимаешь, из Москвы заказчики за проектом приехали и…
Она отвернулась к стенке. Он долго говорил, объяснял, называл ее ласкательными именами. Затем замолчал. Взял из шкафа чистые простыни и удалился в другую комнату, не поинтересовавшись даже Алешкой.
Утро наступило тягостное и нехорошее. Он не стал завтракать, побрился и ушел, громко хлопнув дверью. Вернулся поздно, опять выпивши. Буркнув приветствие, сразу направился к себе в комнату.
Так минуло несколько дней. Оттягивать больше не следовало. И следующим утром она сделала аборт. Она нервничала, боялась боли, унизительности процедуры, в больницу лечь не могла из-за сына, сделала на дому. Женщины с работы нашли где-то гинеколога, договорились — за плату. Она лежала с температурой, пила безумно горький хлористый калий, неправдоподобно горький, до того горький, что хотелось плакать. Днем ее навестили женщины, притащили еду, соки. А к вечеру она встала и сходила за сыном в садик.
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Сэм Дюшан, сочинитель шпионских романов, вдохновленный бессмертным шедевром Сервантеса, придумывает своего Дон Кихота – пожилого торговца Кишота, настоящего фаната телевидения, влюбленного в телезвезду. Вместе со своим (воображаемым) сыном Санчо Кишот пускается в полное авантюр странствие по Америке, чтобы доказать, что он достоин благосклонности своей возлюбленной. А его создатель, переживающий экзистенциальный кризис среднего возраста, проходит собственные испытания.
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.
Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.