Мужские прогулки. Планета Вода - [189]

Ему отчаянно хотелось нравиться женщинам. И, очевидно, он нравился, потому что вокруг него крутились хорошенькие сокурсницы и сотрудницы. Кругом полным-полно красивых, умных, упакованных в первоклассное тряпье девиц, прохаживающихся по улицам, толпящихся у курилок института, задумчиво подпирающих стены в университете, болтающих с мужчинами, снующих с деловым видом из лаборатории в лабораторию. Все они ему нравились: и свежая пухлощекая деревня, и высокомерный, непринужденно-элегантный город, и зрело цветущие, пышноформные, вошедшие ныне в моду, и уже вышедшие из моды мальчиковатые, субтильно миниатюрные. Вся эта промытая, ухоженная, любовно взлелеянная современной косметологией, тренинг-залами, массажами, саунами и пляжами плоть волновала его до головокружения, до нервного истощения, до зеленой тоски. Знакомился он легко. Пристроившись где-нибудь в столовой за столик, за которым сидела в одиночестве смазливая мордашка, он затевал разговор, ловко и напористо подводя к той черте, когда можно пригласить в кино и — не приглашал. На сердце вдруг наваливалась темная туча тоски и скуки. Угрюмо вставал и, не попрощавшись, уходил.

В университете ему часто попадалась Майя — то ли дела у нее находились, то ли забегала повидаться с многочисленными приятельницами. С непонятным веселым ожесточением она упорно бередила его рану. Отец построил Майе однокомнатную квартиру (разведясь, она ушла и не стала делить жилплощадь мужа), и Лиза некоторое время обреталась там, а потом сняла комнату у Майиных знакомых. Майя считала своим долгом сообщать Антону о Лизе. «Представляешь, Лизку приглашают в наш институт! Еще аспирантуру не успела окончить, а уже знаменитость. Фу ты, ну ты! А она собирается на киностудию редактором, накопить материал для диссертации… Скажи, и как люди все знают о своем предназначении? А вот меня куда завтра завеет ветер?»

Иногда таинственно намекает, напускает туману, пугая Антона: «Чего ж молодой красивой женщине век в одиночестве сидеть? А человек, пусть в годах, зато неплохой, солидный, с положением». — «Какой еще человек?!» — хочется заорать Антону. Но он молчит. Только бледнеет, стискивает до хруста зубы, катает кадык. «Что ж ты не спрашиваешь, какой человек?» Майя смеется, сверкает зубами, сияет глазами, кокетливо подбоченивается, а взгляд испытующ. «Прости, я отвлекся. Прослушал. Так о чем ты?» Майя в сердцах топает ногой. «Экий ты, право, чурбан бесчувственный. Как с тобой ужиться тонкой натуре?! Я удивляюсь, Лизка еще долго жила». Она уходит, но оборачивается несколько раз, и лицо ее светится странной тонкой, печальной и зазывающей улыбкой. Антон потом долго мучается непониманием: что она хотела сказать? Какого такого мужчину имела в виду? И почему так странно на него смотрела? Она что, все еще влюблена в него? Неужели она и в этом городе осталась из-за него? И долго еще у него щемит отчего-то сердце…

Как-то заявилась на новую квартиру Низовец. Не обратив ни малейшего внимания на удивленного хозяина, она прошла прямо на кухню и стала выкладывать из вместительной сумки масло, колбасу, консервы. Внимательно наблюдавший за ее действиями Антон рассмеялся при мысли, что Низовец решила, будто он тут в одиночестве умирает с голоду. Кира без колебаний и лишних слов вытащила начатую бутылку водки и с пристуком поставила на стол. Соорудив ужин под настороженное молчание хозяина и засовывая остатки в холодильник, она по-мальчишески присвистнула:

— Всегда горю на сентиментальности, — заявила с насмешкой над собой. — Я-то думаю, одинокий неухоженный холостяк, надо подкормить его, а он…

Они сели ужинать тут же, на кухне.

— Ты несчастлив? — спросила Кира, сама берясь за бутылку и наливая в рюмки.

— Какая сегодня прекрасная погода, не правда ли? — подчеркнуто любезным тоном спросил Антон и поглядел в темное незашторенное окно, за которым виднелось громадно раскинувшееся небо с одинокой, чистой, как слеза, звездой.

— Понятно. Бестактных вопросов больше не будет! — расхохоталась Низовец дребезжащим смехом человека, часто и много болеющего бронхитом. И, тем не менее, весь вечер только и делала, что совершала бестактности.

— У тебя умная жена. Она мне нравилась, — зачем-то заявила Кира. — Напрасно ты ее не послушал и ушел из кино.

— Ум и мудрость — разные вещи, — недобро усмехнулся Антон.

Ему хотелось сказать, если ты непрошеной ворвалась в дом, то это не означает, что можно непрошенно лезть в душу. Нечего тут затевать благотворительную деятельность при ясной звезде. Но ничего этого не сказал, а стал зачем-то объяснять:

— Даже при самом удачном браке не все решения должна принимать жена. Я сам способен думать и решать. А потом, так получилось, профессию для меня олицетворяют люди. Милицию — Путятин, науку — Пустынников, а кино — Зубринский. Для Зубринского компромисс — это форма существования. А я с такими людьми перестаю понимать происходящее, путаюсь меж черным и белым. — Раздражаясь пустым никчемным разговором, Антон вместо того, чтобы прекратить его, помимо своей воли впадал в разговорчивость, пытаясь что-то объяснить женщине, которую его раздражение, он ясно это видел, лишь забавляло. — Человек, в конце концов, плод собственных усилий…