Мужские прогулки. Планета Вода - [187]

— Достала? — обрадовался Антон и вывалился из очереди с веселым облегчением.

— Там Щекина… У нее один лишний. Для меня.

Только тут Антон заметил роскошно одетую Щекину. Она протянула ему сухую узловатую руку.

— Проводи нас до зала, — мимоходом распорядилась Лиза.

Болтая и смеясь, женщины поднимались по лестнице, а Антон, ничего не понимая из тех намеков, какими они обменивались, и от этого чувствуя себя дурак дураком, шел не с ними — при них. И мужчины вокруг дергались при виде его спутниц и, как подсолнухи вслед солнцу, поворачивали головы, обходя взглядом Антона, точно пустое место. Антон шел и по странности человеческой психологии дремуче, зоологически ненавидел Щекину за все то, что творилось с его семьей. Слепяще ярко он увидел нелепое, скверное, неестественное, что вошло в его жизнь и что олицетворяла эта холеная грациозная женщина с ее кажущейся правдоподобной естественностью.

Дома он не сдержался и с укором выговорил жене:

— А я бы один не пошел… даже на самый замечательный на свете фильм!

Лиза удивилась:

— По-твоему, лучше, если бы оба не посмотрели? Фильм, кстати, плохой.

— Если бы мне приятель, зная, что ты рядом, предложил один билет, я бы просто порвал этот билет!

Кажется Лиза озадачилась.

— Ну и глупо, — объявила она. Поразмыслив, добавила: — Лучше мне отдал бы.

Этот случай окончательно открыл Антону глаза, и он понял: еще живя с ним, она уже ушла от него. И тогда он вслед за нею принялся с тихим ожесточением отдирать свою душу от любви.

Они еще успели переехать на новую квартиру. Антон возлагал тайные надежды на переезд. Может быть, свой дом, заботы о его благоустройстве, радость собственного угла сблизит их, та мука, что происходила меж ними, забудется. Но — ничего не переломилось, ничего не отпустило, не наладилось.

Однажды Лиза, не предупредив, не вернулась ночевать. Бессонно лежал он в темноте, то злясь, то волнуясь, то ненавидя, то покрываясь липким потом от ужаса представляемых несчастий с ней. Заслышав редкие торопливые шаги, он вскакивал и мчался на балкон, откуда всматривался в темноту, тускло рассеиваемую уличным фонарем. Утром он машинально принял душ, машинально съел что-то. Не понимая, что делает, принялся гладить рубашку.

Он не услышал шагов за дверью — лишь скрежет ключа, вставляемого в замок. Антона окатила холодная, обжигающая волна. Не оборачиваясь и не размахиваясь, точно нацеленным движением он послал утюг за себя, в сторону порога. Раскаленный металл с глухим тяжелым стуком вонзился в косяк и упал с грохотом на пол. Лиза охнула и выскочила за дверь в коридор.

Антон неподвижно стоял у стола и глядел на аккуратно разложенную, с бесплотно воздетыми рукавами рубашку. За дверью тихо. Антон пошел к порогу и поднял утюг. На линолеуме остался неопрятный коричнево-бурый рубец.

Спустя какое-то время дверь заскрипела, и Лиза вошла. Постояла на пороге, выжидая и давая ему возможность проявить инициативу. Но он стоял не шевелясь. Тогда она, громко, не таясь, процокала каблуками к шкафу.

— Дурак, — сказала, — зверь. Ты мог убить м… — Очевидно, она намеревалась сказать «меня», но, подумав, нашла, что весомее и отчужденней звучит иное: — Убить человека».

Антон промолчал. Пусть лучше считает его зверем, чем обнаружит хоть малейшую его слабость. На самом деле его реакции бывшего десантника безукоризненны до сих пор! Он ведь целился в косяк, сантиметров на шесть-десять вбок от того места, где она находилась.

По характерному шороху и шебуршанию он понял: жена укладывает чемодан.

— Не-эээ-эт, оставаться тут?.. Да ни за что! Ни на минуту, — подтвердила она его догадку, — это же зверь! Ему что врага, что м… человека… все равно что плюнуть!

Только тут он повернулся к ней.

— Я схожу с ума, передумал самое страшное, я собирался ехать в морг, а ты даже предупредить не соизволила! Эгоистка!

Антон называл лишь одну причину, из-за которой он волновался. На самом деле, почти не сознавая этого, он имел в виду другую. Но уличить себя в ревности не хотел. Именно с этой, невысказанной, подразумеваемой причиной соизмерялись сейчас его холодное расчетливое бешенство, его отчаяние, его взрыв. С названной же им причиной брошенный утюг совершенно не вязался. Он понял это лишь тогда, когда Лиза с подчеркнуто вежливой укоризной произнесла:

— По этой причине людей не убивают.

Она продолжала неторопливо и ловко укладывать чемодан, аккуратно раскладывая кофты и юбки, точно занималась этим — уходила от мужа — всю свою жизнь. И раньше случалось, поссорившись, она грозила уходом, кричала: «Раз у тебя своя жизнь, то и у меня будет своя! Вот и хорошо, вот и разойдемся!» И даже пару раз демонстративно укладывала чемодан, яростно швыряя туда свой тряпки. Но хладнокровие, с каким она действовала сейчас, на этот раз убедило его в серьезности происходящего.

— Что ты делаешь? — спросил он, почему-то задыхаясь и хрипя.

— Разве ты не видишь? Нам лучше расстаться. Во всяком случае — пока, — с непроницаемым лицом ответила она. — Мы ошиблись друг в друге. Оказались другими… Мы принимали друг друга за других людей…

Ее лексика подсказала чутью Антона, что она волнуется, хотя и скрывает, хорошо маскируется напускным спокойствием. А если она волнуется, значит, не все потеряно! И он ухватился за этот спасительный кончик.