Мужские прогулки. Планета Вода - [133]

— Прошу тебя, дружок, сгоняй к официанту за шампанским!

Тот мгновенно испарился.

— Расторопный мальчик, — одобрительно заметила Майя. — Ты удивлена?

— Чем? — с деланным удивлением выдавила из себя Лиза, хотя прекрасно поняла, о чем речь. — С чего ты взяла?

— А ты не удивляйся, — предупредила Майя. — Ничему не удивляйся.

Она взяла с тарелки ломтик огурца и внимательно рассматривала его на свет.

— Знаешь, какой вкус является самым высоким, нечто сродни таланту? — Она подождала ответа и, не дождавшись, продолжала: — На людей. У тебя, дружочек, прекрасные друзья!

— Ты имеешь в виду себя? — с тонким ядком уточнила Лиза.

Майя услышала, метнула сверкнувший взгляд на Лизу, но предпочла сделать вид, будто не поняла.

— Женская дружба сложна и непознаваема. Заметим, даже мировая литература пасует перед отражением этого явления, что, однако, ни в коей мере не означает, будто женской дружбы не существует, а свидетельствует лишь о том, что мужчины-писатели, которых большинство, считают, будто женщины не способны к длительной дружбе, рано или поздно они перессорятся из-за мужчины. Но это неправда. Говоря о твоем высоком вкусе, я… Да, вот что, Витька Терентьев тебе пишет?

— Пишет, — отвечала Лиза, почему-то краснея.

Майя с облегчением рассмеялась.

— Я рада, что такой парень в тебя влюблен. Да и этот рыжий тоже без ума от тебя. Что-то в тебе есть, значит… Смотри, не проворонь свою удачу. Пожалуй, я тоже влюблюсь в одного из твоих земляков.

Лиза повела плечом, стесненно поправила прическу, стараясь суетой, лишними движениями скрыть смущение. Она не умела и не любила откровенничать, а потом Майя привела ее в замешательство тем, что употребила слово «тоже». Тем самым она как бы в тактической расстановке сил определяла занятые места. Если Витька пишет, а Лиза отвечает, стало быть, они влюблены друг в друга. Ей же, Майе, все равно, в кого влюбиться, — оба симпатичны, но она благородно соглашается на незанятого.

— Пожалуйста, я-то тут при чем? — от растерянности слишком поспешно отвечала Лиза.

— Ну, смотри, помни, что сказала, — предупредила Майя с прежней рассеянной улыбкой, как бы придающей оттенок шутливости сказанному: хочешь — воспринимай как обычную необязательную болтовню, хочешь — всерьез.

— Девочки, девочки, довольно шушукаться! Тут вам не девичник!

— Именинница, задерживаешь мероприятие! У меня тост, позвольте!

Потом они много танцевали. Рыжий раньше всех подскочил к Лизе, и она поняла: ничего уже изменить невозможно, и покорилась обстоятельствам. Танцуя с партнером, ниже ее на голову, она подчеркивала громким хохотом, что ей весело и хорошо, все ей нравится, она в восторге — нет, просто без ума от всего! Рыжий перестал балагурить, зато, освоившись и осмелев, принялся обнимать в танце Лизу, очевидно воодушевленный ее громким смехом. Боже мой, такой зрелый, в возрасте мужчина, наверное, все тридцать, — и такой незрелый! Неужели в его годы еще можно не научиться правильно истолковывать отношение к себе женщин?! Неужели трудно понять, что громкий смех предназначается для привлечения общего внимания и разрушения интимности — и не более того? Ну неужели не ясно, что ее никто, кроме одной-единственной пары, не интересует?! Сдерживая себя, она старалась не глядеть в их сторону? Зачем? Она и так знала о них все. Знала, как чертовски хороша сейчас Майя. Неправильное, постоянно искаженное напряжением лицо с высоким лбом, слишком маленьким подбородком теперь неотразимо красиво — в нем изменчивость, живая игра, трепетность, теплые тени. А у него стеснительная улыбка, ямочки на щеках, глаза смотрят странно, чуждо, точно из иного, неведомого Лизе мира. Почему она раньше не замечала, как он хорош? Неужели для этого понадобилось, чтобы кто-то в него влюбился, и, только взглянув чужими глазами, разглядеть и оценить? Вот уж поистине свои мальчики — не мужчины!

Конечно, Антон и Майя, объективно говоря, видная пара… Ну и пусть. Только почему от этого больно-пребольно в горле, так больно, что нельзя вдохнуть воздух? Наверное, она заболевает и ей следует уйти? Но она вынесла до конца и бесконечные танцы, и долгое, шумное, с неразберихой прощание на стоянке такси, и ночные разговоры девчонок, с жаром обсуждающих вечеринку, и отсутствие до полуночи Майи… Она не понимала, что за мука приключилась с ней, что за томительное, тягучее, безрадостное чувство овладело ее душой. Она и вообразить не могла, что ревнует… Так уж получилось, что ревность пришла к ней раньше любви.

Лиза ревновала. Она не хотела себе в том признаться, но это было так. Антон стал захаживать в общежитие, но уж лучше бы совсем не появлялся — радости от его визитов не прибавлялось.

Лиза иной раз делала вид, будто не замечает его присутствия, что выглядело совсем уж неестественно, а то с подчеркнутым отчуждением сухо отвечала на его вопросы коротким «да» и «нет», а то принималась нарочито весело хохотать с пылающими сиреневым огнем глазами, манерно выражалась и задевала гостя по мелочам, но язвительно и остро, как это умеют делать разозленные женщины. Антон бледнел, нервно катал кадыком, заикался больше обычного.