Мужские прогулки. Планета Вода - [123]

Козя уселся на мазутные, отдающие теплом исходящего дня шпалы и задумался.

На холмах, едва лишь смеркалось, зажигался огонек. Из окна общежития Антон смотрел на дрожащий язычок, то весело разгорающийся, то опадающий — словно большая золотистая бабочка складывала и распрямляла крылья. Дальний огонек с его печалящей душу загадочностью вообще завораживает, манит, притягивает, хочется узнать, кто коротает вечерний час у костра: пастух ли сидит, задумчиво глядя на перемигивающиеся звезды, или запоздалый путник решил обогреться и побаловаться чайком… А впрочем, какие пастухи в гигантском бетонном городе… Только все равно огонь костра будит какие-то древние, давно спящие инстинкты…

Каждый вечер огненным глазом призывно светил с холма костер, и Антон привык к нему, даже полюбил эту дарованную чьей-то прихотью тайну. Однажды ему нестерпимо захотелось навестить того, кто зачем-то регулярно разжигал на вершине огонь. И он пошел, продираясь сквозь кусты боярышника, которым густо поросли крутые бока холма.

На вершине когтистые лапы боярышника отпустили его наконец, и он вышел на ровную травянистую полянку. В желтом, теплом, отвоеванном у мрака пространстве, сидел худенький мальчишка лет десяти-тринадцати, обхватив колени и уставясь на пламя. Антон кашлянул. Мальчишка вздрогнул и не сразу, медленно, видимо перебарывая страх, повернул голову.

— Кто тут? — спросил он тонким голосом, в котором не чувствовалось, однако, ни страха, ни робости.

Антон выступил из темноты, помедлил, давая мальчишке возможность оглядеть себя.

— Здравствуй. Меня зовут Антоном. Можно мне присесть?

Мальчишка внимательно оглядел его и спокойно пожал плечами:

— Жалко мне, что ли…

Не меняя позы, не удивляясь ночному пришельцу, он снова уставился немигающими, по-щенячьи хмурыми глазами на приплясывающее пламя.

Антон пододвинул сухую ветку ближе к огню, понаблюдал, как она жарко занялась.

— Что ты здесь делаешь в такой час? — с интересом спросил он.

Мальчишка молча пожал плечами.

— Как тебя зовут? — снова полюбопытствовал Антон.

— Козя.

— Откуда ты?

Мальчишка поднял на него хмурые глаза, долго, без выражения смотрел, сморщил коричневый от конопушек нос и длинным мастерским плевком цыкнул прямо в сторону Антона сквозь непломбированные зубы. Антон, сохраняя присутствие духа, поглядел на упавший рядом плевок и больше ничего не спрашивал. Посидев еще некоторое время, встал.

— Можно мне еще прийти? — спросил он вежливо.

Мальчишка опять без выражения длинно поглядел на него, потрогал странный среди бесцветных волос желтый клок.

— Приходи, мне жалко, что ли…

На следующий вечер из темноты снова вынырнуло и распустилось золотисто-желтым цветком пламя костра. Антон поспешил на холмы.

— Это я, — предупредил он, еще издалека приметив сиротливую фигурку, жмущуюся к жаркому костерку, вырывающему у загустевшей ночи небольшой круг.

— А-а, — отозвался мальчишка так, точно не сомневался в его приходе. — Проходи, садись.

Антон спрятал улыбку. Мальчишка приглашал его тоном, каким радушная хозяйка приглашает гостей к столу, заставленному яствами. Опять они молча сидели у огня, поочередно подбрасывая ветки и одинаково задирая головы вслед уносящимся вверх, в ночное вызвездившееся небо снопам искр.

— Красиво, — мечтательно вздохнул Антон. — Люблю костер!

— Холодно без костра ночевать, — будничным тоном отозвался Козя.

— А почему ты здесь ночуешь? — спросил Антон.

— Надо, и ночую, — отрезал Козя.

— Понятно, — вздохнул Антон.

Козя длинно цыкнул слюной, на этот раз мимо Антона. Достав из кармана кусок колбасы, он надел его на прут и сунул в огонь. Зашкварчало, и вкусно запахло жареным. Помахав в воздухе поджаренной колбасой и остудив, он отломил половину и протянул Антону.

— Воруешь? — спросил Антон.

Мальчишка опять презрительно цыкнул тягучей белой слюной и не ответил.

Антон не мог понять, какое же время Козя находится в бегах — уж больно он умытый для беглеца.

Когда Антон доел свою долю, Козя пояснил с достоинством:

— Не воруем. Главное в нашем деле — законопослушание…

На следующий вечер Антон принес бутерброды с сыром и сырую картошку. Они пекли ее в золе, а потом оба с одинаковым аппетитом уплетали, посыпая льдисто поблескивающей крупной солью, которую запасливый Козя вынул из завязанного узелком носового платка.

— Родители есть? — осторожно выспрашивал Антон, дуя на обожженные картошкой пальцы.

— А как же, — спокойно отозвался Костя.

— Пьют?

Козя даже улыбнулся такому глупому вопросу.

— Не-а, у меня они интеллигентные.

Мало-помалу Антон выведал у Кози о его родителях. Предположение о том, что парень сбежал от родителей-алкоголиков, как часто бывает, не подтвердилось. По скупым, но достаточно красноречивым репликам мальчика выходило, что родители его — вполне образованные люди, обеспеченные, сын у них единственный. Так в чем же дело? Или мальчишка крутит, что-то скрывает, врет? Доложить о нем в детскую комнату милиции? Вполне вероятно, мальчишка невротик, есть такая болезнь безудержной фантазии, безудержного вранья, постоянного пребывания в выдуманном мире, за которым и уходит ребенок из отчего дома…

Почему-то Антон с улыбкой вспомнил себя, несущегося вдогонку за дедом, вскочившим по-молодому на невзнузданную лошадь из табуна, сразу почуявшую бывшего конника и радостно взявшую рысистым наметом по звонкой, окаменелой после долгого бездождия дороге. Никогда уже не гонять на равных белобрысому Антошке с дедом в мяч на пустыре, не орать по вечерам на завалинке лихих казачьих песен, не спорить на сеновале о тонкостях платонической любви, не слушать рассуждений деда о жизни. Эх, дед, дед, как жалко, что тебя нет на земле, и чем дальше уходит время, тем жальче, но спасибо тебе, дед, что ты был на ней!