Мужская поваренная книга - [24]

Шрифт
Интервал

Протер и вставил монокль, придвинул поближе шандал со свечами и, медленно водя по строкам пальцем, с расстановкой принялся читать:

— Запись от месяца февраля двадцать первого числа. Всем нам знакомый горячий армянский краснодеревщик всухомятку аппетитно загрызал ректифицированную амброзию твердейшим кавказским суджуком и малой толикой копчёного сыра без хлеба.

После чего, выйдя на туманную от крепкого морозца ночную улицу, несколько ослаб своим острым орлиным зрением и в тусклом ртутно-жёлтом свете редких фонарей азартно долго гнал пред собою криком «Девочки-девочки, постойте!» перепуганную вусмерть чету пожилых пенсионеров.

Вздохнув тяжело и укоризненно, я продолжил:

— Несколько ниже, за август месяц, пятого числа, мы можем прочесть следующее: толстяк-директор и худой горбун-завхоз местной высокохудожественной кооперативной лжеартели, щедро закусив беленькую прямо в студии среди мольбертов с нетленкой нажористым сухим даже не затворённым кипятком анакомом, разгорячённые спором о творчестве Кустодиева, отправились охладить себя купанием в море.

Скупые строки составленного несколько позже милицейского протокола вопиюще гласили: «…Войдя в воду голыми, густо обмотали свои тела водорослями, оставив обнажёнными половые органы. После чего, выбежав из моря на пляж, с криками „Мы цари морские!“ стали гоняться за отдыхающими женщинами, цинично совершая непотребные движения бёдрами…»

Послюнявив палец, я перелистнул сразу несколько страниц:

— И напоследок, дети мои, хотелось бы зачесть, несомненно, один из перлов сих скорбных и правдивых хроник. Четырнадцатого числа, месяца июня. Два весёлых реставратора на рабочем месте в обед перемежали порции контрафактного алкоголя исключительно листьями свежей белокочанной капусты. Рюмочка — листик, рюмочка — листик. Обильно богатый витаминами харч вскоре неумолимо подтолкнул их к замечательной идее снятия посмертных гипсовых масок со своих высокодуховных лиц. Снимать слепки предполагалось отнюдь не дожидаясь печальных траурных событий, но прямо сейчас, немедля.

Могучим интеллектуальным ураганом учтено было всё: и намазывание лиц вазелином для безболезненного снятия готового изделия, и трубочки в нос для лёгкого дыхания. Ускользнули от опытных Праксителей некоторые буквально незначительные мелочи. А именно — очки, борода и усы первого входящего в вечность героя. Когда застывший гипс, лицевое оволошение и роговая оправа составили из себя одно целое и со снятием готовой маски возникли лёгкие проблемы, лихим ассистентом было принято гениальное в своей изящности решение — сколоть произведение искусства с лица бурно непокойного молотком. Испытуемый же вечностью как-то странно воспринял в полной гипсовой темноте удары чем-то тяжелым по своему лицу и бросился бежать прочь. Коллега с молотком бросился за ним.

Так они и бежали от мастерской прямо к своему скоропостижному увольнению. По длинным коридорам Литературного музея имени А. П. Чехова, неумолимо входя в местные анналы и легенды. Ударяющийся о стены, мычащий от ужаса гипсоволицый и бегущий с ним бок о бок его верный оруженосец, не оставляющий своих гуманных попыток извлечь товарища из мрачного узилища частыми и меткими ударами молотка по гипсовой маске…

Чахохбили

Откуду начну плакати, зряще дѣянія безумной моей жизни?

Кое положу начало, Спасѣ, нынѣшнему рыданію.

Тревожным раскатистым набатом прогремела в неурочный вечерний час трель телефонного звонка. Трубка прокаркала моей душеньке в симпатичное ушко сакральное: «Через-час-чемодан-вокзал-сочи!» и всё заверте…

Нежно ощупывая жадными руками приготовленные к сегодняшнему запланированному чахохбили домашнюю курочку, томаты, перцы сладкие и острые, наблюдал, как, громко топоча пятками по всему дому, спешно собирается пиратка. Уже дрожа от нетерпения приступить к кухонному священнодействию, спешил выставить всё суетное вон. Поражаясь невиданной досель душевной щедрости, вызвался проводить путешественницу аж до такси. Покряхтывая, подхватил громадную сумку с приданым яхтенной ундины и, откровенно любуясь своей молодецкой удалью, вышел из хатки первым. Разгоняя громкими криками предполагаемых диких зверей, начал спуск по лестнице. Очарованная сказкой странствий рыжая вышла следом и, ничтоже сумняшеся, тщательно захлопнула за собой дверь. Сажая душеньку в такси, рассказывал ей о душераздирающих судьбах маленьких кутят, оставшихся без ключей или выброшенных из дома жестокой рукой и подыхающих голодной смертью на морозе под крыльцом родного дома.

Быстро смеркалось, улицы катастрофически пустели, раздавалось зловещее уханье филинов. Бездушная луна сквозь открытую балконную дверь бросала свой обманчивый свет на лестницу. Тихо подвывая от ужаса, одной когтистой лапой нервно шкребя и раздирая дермантин обивки двери в клочья, отгибал притворную планку. Второй же совал в щель, пытаясь сдвинуть собачку защелки, проволоку, свёрнутую предварительно хитрым интегральчиком. Сучил в нетерпении оставшимися не у дел задними лапами и страдал.

Нежнейшей и приятнейшей музыкой прозвучал щелчок защёлки замка, поддавшейся-таки усилиям опытного медвежатника. Спотыкаясь и проскальзывая копытами, кинулся на кухню. Спеша и пытаясь нагнать безразвратно ушедшее время, резал всё неприлично крупно. Калил масло, припускал лук. Разве что не порванную, рыча, на мелкие части руками куру тут же обжаривал. Молниеносно чистил от кожуры томаты, кромсал вместе с перцами и отправлял в чугунок. Уже в каком-то нетерпеливом голодном помутнении обильно закидывал специи. Кориандр, шафран, мускат, соль и прочее, прочее… Быстрее, быстрее, и побольше! Мстительно спёр у злыдни из загашника остатки розового дамского вина и вылил в варево.


Рекомендуем почитать
Этюд о кёнигсбергской любви

Жизнь Гофмана похожа на сказки, которые он писал. В ней также переплетаются реальность и вымысел, земное и небесное… Художник неотделим от творчества, а творчество вторгается в жизнь художника.


«Годзилла»

Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.


Двойное проникновение (double penetration). или Записки юного негодяя

История превращения человека в Бога с одновременным разоблачением бессмысленности данного процесса, демонстрирующая монструозность любой попытки преодолеть свою природу. Одновременно рассматриваются различные аспекты существования миров разных возможностей: миры без любви и без свободы, миры боли и миры чувственных удовольствий, миры абсолютной свободы от всего, миры богов и черт знает чего, – и в каждом из них главное – это оставаться тем, кто ты есть, не изменять самому себе.


Варька

Жизнь подростка полна сюрпризов и неожиданностей: направо свернешь — друзей найдешь, налево пойдешь — в беду попадешь. А выбор, ох, как непрост, это одновременно выбор между добром и злом, между рабством и свободой, между дружбой и одиночеством. Как не сдаться на милость противника? Как устоять в борьбе? Травля обостряет чувство справедливости, и вот уже хочется бороться со всем злом на свете…


Сплетение времён и мыслей

«Однажды протерев зеркало, возможно, Вы там никого и не увидите!» В сборнике изложены мысли, песни, стихи в том мировоззрении людей, каким они видят его в реалиях, быте, и на их языке.


«Жизнь моя, иль ты приснилась мне…»

Всю свою жизнь он хотел чего-то достичь, пытался реализовать себя в творчестве, прославиться. А вместо этого совершил немало ошибок и разрушил не одну судьбу. Ради чего? Казалось бы, он получил все, о чем мечтал — свободу, возможность творить, не думая о деньгах… Но вкус к жизни утерян. Все, что он любил раньше, перестало его интересовать. И даже работа над книгами больше не приносит удовольствия. Похоже, пришло время подвести итоги и исправить совершенные ошибки.