— Итак, готова?
Лори хотела сказать, что она совсем не готова, но тут почувствовала необходимость снова тужиться, и уже ни о чем другом думать не могла. Она издала негромкий звук, который должен был означать согласие.
В этот момент Кэрсон опять приподнял ее. Перебрав по памяти имена всех святых, которые ей были известны, Лори закрыла глаза и снова начала тужиться.
Сколько же в ней силы, не мог надивиться Кэрсон. Его бы такая боль уже давно изнурила.
— Продолжай, Лори. Давай, еще немного.
Лори поняла, что Кэрсон наклонил голову и выкрикивает ей в ухо слова поддержки. Она с трудом понимала, где она, то, забываясь, то, тяжело тужась, и ей казалось, что она не выдержит этого.
И вдруг Лори услышала… тоненький крик.
Разве это она? Разве она издает эти звуки?
Нет, осознала Лори, крик издавал кто-то еще. Ее ребенок.
Ее ребенок!
Лори с трудом открыла глаза и как будто вышла из глубокого, тягостного транса.
— Ребенок? — Чтобы произнести это слово, потребовались все ее оставшиеся силы.
— Ребенок, — подтвердила Шейла удовлетворенно. — У вас прелестная девочка с десятью пальчиками на руках и ногах. — Она смотрела на Лори, улыбаясь.
Нянечка, появившаяся в палате несколько минут назад, взяла младенца и укутала в белоснежную простыню. Детский крик продолжался, а огромные глаза дочери смотрели по сторонам, как будто она была так же рада быть здесь, как Лори была рада ее видеть.
— Вы хотите взять малышку на руки? — Вопрос Шейлы, обращенный к Кэрсону, обескуражил его.
Он собрался, было сказать «нет», ведь радость первого общения с ребенком принадлежит Лори. Но хватило одного взгляда на младенца, который покоился сейчас на огромной груди нянечки, — и он почувствовал нежную влюбленность.
Кэрсон глазами спросил разрешения у Лори. Она как будто поняла, о чем он ее спрашивал, и кивнула головой в знак согласия.
— Да, — прошептал он.
Нянечка передала ему ребенка. Все встали вокруг.
Младенец был таким легким, как будто он был ничто. И в то же время, будто он был все.
Кэрсон и не догадывался о том, что это может произойти так быстро, что любовь заполнит каждую клеточку его тела мистическим светом. Но все было именно так. Огромное чувство захватило его, наполнило его — и изменило его. И весь этот переворот учинило крошечное существо, которое он бережно прижимал к груди.
— Она красивая, — проговорил Кэрсон. — И похожа на тебя, — он посмотрел на Лори, — это дар Божий.
Неужели он сказал ей комплимент? Или она все еще плохо соображает после родов? Лори была удивлена. Это совсем не в стиле Кэрсона — говорить приятные вещи, но и что он будет тащить ее на руках до самого госпиталя, она тоже не предполагала.
И тут она почему-то вспомнила об автомобиле Кэрсона:
— Господи, Кэрсон, что с твоей машиной?
Он совершенно забыл о ней. Скорее всего, ее куда-нибудь откатили. Надо будет узнать, где она может сейчас стоять. И еще позвонить кому-то из друзей, чтобы его забрали, когда он покинет госпиталь. Мелочи, просто мелочи. Важно, что с Лори и с ее ребенком все в порядке.
— Хорошо, что мы не взяли твою машину.
Очень нежно Кэрсон положил ребенка в изгиб ее руки. Уходя, он посмотрел на мать и дочку и подумал о том, что никогда не видел ничего более красивого, и никогда Лори не была такой счастливой. Даже на ее свадьбе с его братом.
В душе у него возникло странное чувство. Ему захотелось уехать. Вернуться назад, к прежнему спокойному состоянию.
Туда, где он жил, не зная настоящего счастья.
— У нее твои глаза, — сказал он Лори. Она оторвала взгляд от младенца и посмотрела на него. — И твое выражение лица. Она маленькая. Но ты ее всему научишь.
Лори улыбнулась, чувствуя себя одновременно и спокойной и очень уставшей. Ее взгляд поразил его.
— Да, — сказала она мягко. — Научу.
Они явилась к ней все вместе, как и в первый раз. Дамы, которых Лори назвала Стайкой Мамаш, пришли к ней с подарками и добрыми пожелания ми. Лори встретила их с распростертыми объятиями.
Все они похудели, построители, а это значит, что после беременности и родов рано ставить на себе крест. Лори сама пропагандировала эту теорию, в том числе для пользы будущих мамочек, которые пополняли ее классы в Ламасской школе, и была искренне рада видеть практическое тому подтверждение. Значит, у нее в этом смысле тоже была надежда.
Каждая из женщин обняла ее, благоухая при этом божественными ароматами и светясь радостными улыбками.
— Господи! — воскликнула Джоанна Прескотт, тоже учительница по профессии, делая шаг назад. — Из всех нас только ты одна родила ребенка в положенном месте по всем правилам. — Она подняла одну бровь. — В больнице.
Журналистка Шерри Кэмбл поспешила присоединиться к общей болтовне:
— У меня все по-другому. В кузове, почти за тысячу миль от цивилизованного госпиталя.
— И у меня, — напомнила им специальный агент Крис по кличке «Си Джи», — на полу в оперативном отделе ФБР, предназначенном для допроса серийного убийцы молодых девушек.
Насколько Лори могла судить, Джоанна превзошла всех своей историей:
— О, а газон перед горящим домом лучше?
— Все. — Лори подняла руки, чтобы прервать спорщиц. — Вы заставляете меня чувствовать себя ужасно глупой.
