Мужчина, который вернулся - [9]

Этим вечером Гэй раскладывала пасьянс, а Харриет села за фортепиано и праздно пробежала пальцами по клавишам. На крышке фортепиано все еще стояла коробка со снотворным. Но Харриет не собиралась пользоваться пилюлями.

Ей не нужно успокаивать нервы лекарствами.

Глава 3

Следующий день был одним из тех погожих деньков, что обещают возвращение лета, хотя оно уже улетело на золотых крыльях, а толстый ковер листьев на дороге ясно говорил, что осень уже вступила в свои права.

Харриет взяла мольберт в сад и решила написать садовую стену. Над стеной виднелись конюшенные часы, и ей удалось ввести часы в картину… и флюгер на их верхушке, и буйство виргиний, густо увивших одну из пристроек.

Картина получалась вполне реалистическая, так как Харриет не была настоящей модернисткой. К своей живописи она подходила по-модернистски, но с исключительной осторожностью, и главным ее коньком было смешение цветов. Цвет завораживал ее… и она щедро пользовалась красками — но с определенной долей самоограничения. До сих пор Харриет удалось продать мало картин, и она очень жалела, что, скорее всего, не сможет попасть в Лондон к началу своей выставки — ради нее она как проклятая работала несколько месяцев — и вынуждена положиться на помощь друга, который сообщит ей позже, как прошел показ.

Хотя Гэй сказала, что обойдется и без нее, Харриет слишком хорошо знала, что, когда придет время ехать в Лондон, на Гэй навалится очередной приступ скорби и она не посмеет покинуть бедную сестру.

Вечером Харриет, в светло-коричневых брюках, бледно-желтом свитере, с распущенными волосами, любовно склонилась над мольбертом и, с головой уйдя в любимое дело, испытывала огромное удовольствие, как вдруг в ее уголке сада появился доктор Дрю, приблизился и, прежде чем заговорить, немного понаблюдал за ее работой.

— Неплохо. — Похвала прозвучала холодно и словно сквозь зубы, Харриет откинула волосы и посмотрела на доктора со сдержанной неприязнью.

— Не стоит хвалить из вежливости, — сказала она. — Кому-то мои картины нравятся, кому-то нет.

— Я не сказал, что мне нравятся ваши картины. Но с другой стороны, не могу сказать и обратного. Не любить их глупо. Ваши произведения похожи на ванну из духов.

— В каком смысле?

— Тонешь в цвете. Не сомневаюсь, придет время, когда люди будут наслаждаться созерцанием подобных картин.

— Спасибо. — Харриет говорила неловко и отчужденно, а доктор Дрю уселся на траве и скрестил ноги, как сапожник.

— Я заметил, что утром при моем появлении вы даже не побледнели. Когда я комментировал вашу работу, вам даже не понадобилась нюхательная соль. Это потому, что при дневном свете я вас меньше пугаю, или моя ужасная сущность проявляется только в сумерках?

— Глупости говорите. — Харриет начала складывать кисти, а доктор наблюдал за ней… за движениями маленьких красивых рук, грациозными поворотами запястий. Блестящие в солнечном свете ее волосы были прекрасного светло-янтарного цвета, а кожа чиста, как заря. — Если думаете, что вчера я притворялась, — пожала она плечами, — меня это не волнует.

— О, я совершенно уверен, что не притворялись. — Доктор предложил девушке сигарету, но она отрицательно покачала головой. — Вы были без сознания целых пять минут, прежде чем открыли глаза. И этот крик… У вас, видимо, превосходные легкие.

Глядя на него, Харриет слегка покраснела.

— Похоже, мне следует опять извиниться, — сказала она. — И я извинюсь, если хотите.

Он тоже покачал головой:

— Не за что.

— Но ведь вас разозлила такая бурная реакция на ваше непрошеное появление вчера вечером?

— Готов признать, оно было непрошеным.

— Впрочем, в гостиной было не так уж темно!

— Чуть темнее, и вы могли бы не перенести подобный шок.

Харриет бросила на доктора внимательный взгляд:

— Вы знаете о своем портрете на чердаке?

— Разве есть такой? — проговорил тот невыносимо спокойным голосом.

— Ну, конечно, портрет не ваш. Мужчина, который позировал для него, умер более ста лет назад. Но сходство с вами поразительное! Я… сначала я не могла поверить, что это не вы.

— И этим объясняется испытанный вами шок, когда я вошел из сада?

— Да.

Утреннее солнце пригревало, в этот час сад был царством мира и спокойствия. Плодовые деревья гнулись под еще не собранным урожаем, и розовые яблоки вперемешку со шпалерными сливами и грушами щедро дарили Харриет необходимое для ее полотна богатство цветов и оттенков. Под деревьями ярко зеленела недавно подстриженная трава. Небо над головой было почти по-итальянски голубым, несколько белых облаков плыли по нему, как белые лодочки по безмятежному морю.

Доктор Дрю задумчиво опустил сигарету в пепельницу Харриет. Он рассматривал сад, потом его взгляд скользнул в сторону дома с кривыми тюдоровскими натрубниками.

— Здесь очень красиво, — заметил он. — Очень! — В темных глазах читалось неподдельное восхищение — они даже чуть потеплели. — До вашего возвращения из Италии я часто проезжал мимо и любовался домом. Не часто встречается старое здание в такой хорошей сохранности.

— Насколько мне известно, зять потратил на дом очень большие средства, — вспомнила Харриет. — И в конце концов, главное в сохранении домов — деньги, не так ли?