Мужчина без чести - [17]

Но какие теперь развлечения?.. Теперь зима…

Глядя на небо, глядя на землю внизу, на людей, проходящих мимо, Эдвард то и дело проводит пальцами по стеклу открытого окна, но почему-то никаких следов они не оставляют — то ли на улице так тепло, то ли внутри него так холодно.

Из соседней комнаты время от времени слышатся разные звуки, рассказывающие, чем Белла занимается прямо сейчас. Скрип кровати, шелест смятого, только что снятого с матраца покрывала, неприятный звук скольжения по грубой материи свежих простыней…

Меняет бельё. Меняет вконец испорченное им бельё, подаренное её родителями на очередную годовщину, которое этой ночью было надето в последний раз.

Кровавые отметины на простыни и высохшее, но всё равно заметное большое бледно-жёлтое пятно на одеяле встретили их прямо на пороге, не дав даже разуться, — дверь в спальню была открыта. В полумраке обстановка некогда тёплой и уютной комнаты выглядела, как помещение павильона, готовящегося к съёмкам фильма ужасов.

Расправившись с застежками своего пальто, Белла немедля отправилась заканчивать с несвоевременной уборкой, а его попросила подождать и переодеться в пижаму. Пять утра временем для бодрствования не посчитала. Тем более с бессонной ночи.

Сидя на барном стуле на кухне, глядя на то, как медленно-медленно светлеет горизонт, Эдвард был благодарен жене за то, что не заставила его остаться в комнате или, чего хуже (хотя вполне справедливо), самому разбираться с грязным бельём. Даже в этом состоянии и в это время были плюсы. Было что-то приятное.

Ещё бы боль унять…

Сделав глубокий вдох, мужчина попытался абстрагироваться от ненужных ощущений, но попытка оказалась бесполезной. В любом случае, то, что этот доктор… как его… Грей, доктор Грей, не сделал своё УЗИ, за которое так ратовала Белла, — уже победа. Одно ведь её слово — и он бы приступил. Одно её слово — и не пощадил. А так хоть что-то внутри осталось… хоть что-то удалось спасти…

Впрочем, о возвращении в больницу не может быть и речи. Второй раз — не первый. Не переживёт.

Поморщившись, Эдвард кое-как встаёт со своего места, медленными, но уверенными шагами направляясь к кухонным ящикам. Оставляет в покое сиротливо приоткрытое окно, забывает про не задвинутый стул, о который так легко споткнуться, и даже стакан с водой на место не возвращает. Прежний порядок остался там же, где и всё остальное. Позади.

Подойдя к шкафчикам, навешанным ровным рядом вдоль северной стены, мужчина пытается вспомнить, где стоит коробка. Иногда, устраивая генеральные уборки, Белла меняет её местоположение по собственному вкусу. А недавно это как раз и произошло — в третьем ящике слева пусто.

Прочистив горло, Эдвард предпринимает вторую попытку. Обращается к чёртовой памяти, с такой дотошностью выдающей все детали недавней ночи, требуя помочь теперь, когда действительно нужно.

Где ножи и вилки — нет, где тарелки — нет, где специи — навряд ли… а сверху? Сверху! Сверху, над специями. Как раз на уровне его плеч — чтобы Белла сама смогла достать аптечку при необходимости.

Знакомая зелёная коробка. Ну наконец-то.

Внутри — разнообразие почище, чем в аптеке под их домом. Те полгода медицинской практики, кажется, Белла провела за изучением лекарственных препаратов. И всё, что знала теперь, видимо, собрала здесь. Дома.

И где же среди этого «великолепия» искать обезболивающее?..

Эдвард никогда не тратил столько времени на поиски простой сиреневой баночки. Возможно, всё дело было в его невнимательности, а может, в том, что Белла пополнила запасы, обнаружив, что у большинства так и неиспользованных лекарств кончились сроки годности, но факт остаётся фактом. Во второй раз роясь в просторах глубокой коробки, он снова и снова встречал средства от изжоги, горла, тошноты, жара… были даже витамины с рыбьим жиром, которые он прежде никогда здесь не видел, но только не длинные белые таблетки.

В какой-то момент ему даже пришло в голову позвать Беллу и спросить у нее, но эта мысль сразу же отошла на второй план. Хотя бы обезболивающее он должен быть в состоянии принять сам. Девушка и так делает непозволительно много за него в последние дни.

С новой решимостью Эдвард в третий раз, уже быстрее, чем прежде, проходится по цветастым упаковкам и наконец обнаруживает желаемую баночку.

Сиреневая. Овальная. С длинной белой крышкой, которую так легко раскрутить.

…Слишком легко. Таблетки, потревоженные его неожиданно проявившейся силой, выпадают на ладонь чересчур быстро, чтобы их поток можно было остановить.

Раз — и на ладони большая часть упаковки. Раз — и все.

Мужчина нахмуренно смотрит на наполнившуюся таблетками ладонь, пытаясь рассчитать, как, ничего не уронив, можно вернуть сей набор обратно в баночку. Нагибаться бы и собирать с пола не хотелось — слишком больно.

В конце концов приходит к мысли, что лучше сделать это на кухонной тумбе, — так хотя бы есть шанс промазать на небольшое количество.

Но ни опустить баночку на тёмное дерево, ни даже сделать шаг вперед, дабы сократить ненужное расстояние, Эдвард не успевает.

Неожиданно сильный и болезненный удар — как верно выбран прицел — обрушивается на правую руку. Ту самую, что с таблетками. Вздрогнув, она выпускает свою ношу на волю. Рассыпавшееся тотчас лекарство эхом отдаётся от кухонной плитки.