Муж, которого я купила - [89]

Жрец ненавидел его, ведь Викинг смеялся под толщей холодных черных склепов, и его смех был подобен треску разбивающего стекла. Жрец ненавидел его, ведь Викинг поднимал свой взгляд к небесам, только когда склонялся испить воды из горного ручья, и там, затмевая само небо, видел он лишь свой образ.

И потому Жрец пообещал простить все грехи тому, кто принесет ему голову Викинга. И стирая кожу на коленях, люди молились на ступенях храма и надеялись на то. что тогда они смогут без опаски возлежать с женами своих соседей.

Далеко в северных морях, где безмолвные полярные сияния соединяли меж собой бурные волны и дикие облака и ни один корабль не смел прерывать эту глубокую связь, возвышался священный город. Издали моряки любовались его белыми стенами, достающими до заснеженных гор. Но ни один из путешественников не смел взглянуть на этот город весной, ведь в это время солнце с такой силой отражалось от блестящих белых стен, что оставляло слепцом всякого, кто на них посмотрит.

На рассвете многие наблюдали с далеких расстояний, как королева-жрица медленно поднималась на вершину белой башни. Ее золотистые волосы ниспадали на длинную белую робу, достающую до самой земли. Она шла с гордо выпрямленной спиной, воздев руки высоко к бледно-розовому утреннему небу. А на безмятежной водной глади отражалась та же стройная фигура жрицы, тянувшей свои руки в морские пучины.

Именно весной Викинг сказал, что отправляется завоевать этот священный город.

Люди заперлись в своих домах и закрыли ставни на окнах. Но Король улыбнулся и предложил ему помило-вание, а также свое личное знамя для похода в столь рискованное путешествие.

— За твоего Короля, — сказал он.

Жрец улыбнулся и предложил ему всепрощение, а также знамя храма.

— За твою Веру. — сказал он.

Но Викинг не принял дары ни того ни другого. Разрезая волны, его корабль мчался вперед к далекой белой точке, а на мачте реяло его собственное знамя, которые никогда и ни перед кем не опускалось.

Впереди были долгие дни плавания и жуткие бури. Когда волны вздымались особенно высоко. Викинг вставал на нос корабля и крепко держал свой темный плащ, который ветер грозил сорвать, и смотрел только вперед.

Когда корабль Викинга подплыл вплотную к священному городу, его стены мерцали голубоватым свечением во тьме ночных звезд.

Когда одна за другой пропали звезды и рассвет озарил небо, от некогда крепких стен города остались лишь белые камни, медленно рушащиеся один за другим в бездонную синеву моря. Ворота города были распахнуты, и у входа гордо реяло знамя Викинга.

Один во всем городе, Викинг стоял на вершине белой башни в изорванной в клочья одежде. Огромная рана рассекала его грудь, и капли крови медленно падали к его ногам.

С разрушенных улиц за ним наблюдали как завоеватели, так и завоеванные. В их взглядах было искреннее удивление, но ни намека на ненависть. Они подняли свои головы, но не встали с колен.

Прямо у ног Викинга лежала королева-жрица священного города. Она так низко согнулась, что ее золотистые волосы разметались по ступеням башни. Он видел, как тяжело вздымается ее грудь, почти касающаяся земли. Руки ее неподвижно и беспомощно лежали на ступенях, а ладони были обернуты ввысь в немой мольбе. Но не о пощаде молила она его.

Солнце не поднялось над линией горизонта. Тусклое небо глядело в тусклую, спокойную водную гладь. За городом разгорался зловещий красный свет, всплывая из самого сердца земли к небу как победное знамя. Но фигура Викинга была неподвижна, и даже этому свету не по силам было ее сдвинуть с места.

Слабые морские волны бились о подножье лежащего в руинах города. Эти волны повидали неведомые берега и побывали в богом забытых странах; далеко за гранью тех мест, где линия горизонта скрывается в переплетении неба и водной глади, находилась еще никем не открытая земля, сулящая своим покорителям больше, чем они могли бы себе вообразить. И земля эта пребывала в тишине и благоговейном напряжении, будто сама ее сущность и само ее сердце сейчас торжественно всплывали над горизонтом, устремляясь высоко к утреннему небу, словно замершему в трепетном ожидании грядущей песни, которая вот-вот должна начаться.

Викинг улыбнулся так, как улыбаются люди, когда смотрят на небо; однако же он смотрел вниз. Его правая рука была вытянута вдоль опущенного меча, а левой он поднял к небу кубок, наполненный вином. Первые лучи солнца, по-прежнему невидимые для земли, ударили в кристальный кубок. И он заполыхал, словно белый факел, осветив лица всех тех. кто был внизу.

— За жизнь, — сказал Викинг, — что есть причина и следствие самой себя.

Жил Викинг, смеявшийся над Королями, смеявшийся над Жрецами, смеявшийся над Людьми, который превыше всех храмов и всего того, пред чем преклонялись люди, чтил святость лишь одного — самой жизни. Он это знал, и она знала. Сражался он, сражалась и она. Он открыл ей этот путь. За знамя жизни можно отдать все, что потребуется, даже саму жизнь.

1931 г.