Муж, которого я купила - [73]

Кареев удивленно посмотрел на него, словно заметив в первый раз.

— Где тебя научили таким изысканным манерам, официант Волконцев? — поинтересовался он.

— О, у меня было много опыта, сэр, — спокойно ответил Мишель, — воспринимал я его, правда, с несколько другого ракурса. В мою честь также устраивали банкеты. Я помню один из них. Там было много цветов и гостей. Состоялась свадьба, такая, какую устраивали в давние дни. Она держала в руках букет так грациозно, как не смогла бы ни одна другая женщина. На ней тогда была длинная белая вуаль.

Комендант Кареев смотрел на него, и впервые в его взгляде ощущалась какая-то незримая тень сочувствия.

— Ты скучаешь по ней? — спросил он.

— Нет, — ответил Мишель. — Но хотел бы.

— А она?

— Она из тех, кто не остается одинокой надолго.

— Я бы так не сказал про женщину, которую любил.

— У нас с вами, комендант, не одна и та же женщина.

— После ужина. — медленно сказала Джоан, глядя на Мишеля, — вы ведь занесете ко мне в комнату немного дров? Я сожгла последние. А ночью очень холодно.

Мишель молча кивнул.

Комендант Кареев указал на темную бутыль, стоявшую на столе. Мишель откупорил ее и разлил спиртное по бокалам.

Вино было темно-красного цвета, и пока он наливал его, рубиновые искорки окутывали стекло изнутри, а сквозняк играл с пламенем свечи.

Комендант Кареев встал, держа в руках бокал, и посмотрел на Джоан. Она тоже встала.

— За любовь, — сказал он торжественно и невозмутимо.

Он произнес это слово впервые.

Джоан чокнулась с его бокалом. Они столкнулись над свечой, чей свет сквозь темную жидкость отразился красным на лицах Кареева и Джоан. Тени скользнули по их лицам, словно сквозняк по острию пламени.

Когда она садилась, ее рука случайно дернулась, оставив тонкий красный след от вина на скатерти. Мишель спешно подошел к ней, чтобы долить вина в бокал.

— За любовь, мадам, — сказал он. — За ту, что есть, и ту, что была.

Она выпила.

Джоан была одна в комнате, когда Мишель вошел к ней с охапкой дров.

Она молча наблюдала за ним, стоя у окна, скрестив руки, не двигаясь. Он положил дрова у печи и спросил, не глядя на нее:

— Это все?

— Растопи ее, — велела она.

Он повиновался, присев на колени перед печью. Он чиркнул спичкой, и хрустящая кора затрещала, скручиваясь и сворачиваясь, поедаемая огоньками белого пламени. Она подошла к нему и прошептала:

— Мишель, пожалуйста, послушай. Я…

— Как много бревен мне туда положить, мадам? — холодно спросил он.

— Мишель, что ты пытался сделать? Ты хотел сорвать мой план?

— Твоя верность недорого стоит, не так ли?

— Моя верность? А что насчет его? Я видела, что ты сотворил с ней.

— Разве мне не этим следовало заниматься?

— Да, но я вижу, как ты смотришь на него. Я вижу, как ты разговариваешь с ним. Кто я такая, чтобы верить?

— Любовь моя.

— Я верю в это. Да. Твоя любовь. Но для кого это?

— Разве ты не знаешь?

— Он тоже тебе доверяет. Кого из нас, как думаешь, ты обманываешь?

Она посмотрела на него, ее глаза сузились в безразличном, слегка загадочном взгляде. Она медленно сказала с невинным безупречным спокойствием:

— Возможно, обоих.

Он подошел к ней. его голос был напряжен, а глаза умоляли:

— Фрэнсис, я доверяю тебе. Я бы не протянул здесь и дня, если бы не доверял тебе. Но я не просто не могу этого вынести. Мы пытались. Ничего нельзя поделать. Ты должна это понять прямо сейчас. Это безнадежно. Корабль отходит завтра на рассвете. Он будет последним, и после этого море замерзнет. Ты отправишься назад. Сядешь завтра на этот корабль.

Она заговорила медленно, не меняя тембра, лениво и безразлично:

— Я не сяду на этот корабль, Мишель. На него сядет кое-кто другой.

— И кто же это будет?

— Ты.

Он уставился на нее, потеряв дар речи.

— Продолжай растапливать печь, — велела она.

Он повиновался. Она склонилась к нему и быстро, страстно прошептала:

— Послушай меня внимательно. Ты сядешь на корабль. Ты спрячешься в хранилище. Комендант не станет делать обход этой ночью, я прослежу за этим.

— Но…

— Вот ключи к входной двери и к воротам. На стене лишь один часовой, который наблюдает за дорогой к причалу. Не отрывай от него глаз. В полночь его устранят.

— Как?

— Предоставь это мне. Как только увидишь, что его больше нет, — бегом беги к кораблю.

— А ты?

— Я остаюсь здесь.

Он уставился на нее. Она прибавила:

— Остаюсь совсем ненадолго. Чтобы он не смог обнаружить, что ты сбежал. Не волнуйся. В этом нет никакой опасности. Он никогда не узнает, кто помог тебе.

Он взял ее за руку.

— Фрэнсис…

— Дорогой мой, ни слова. Прошу тебя! Я три долгих месяца ждала этой самой ночи. Мы не можем позволить себе никакой слабости. Мы не можем отступить. Это наша решающая битва. Понимаешь?

Он медленно кивнул. Она прошептала:

— Я присоединюсь к тебе в свободной стране, где мы вычеркнем эти два года из нашей жизни, запечатаем их и никогда вновь не откроем.

— Но я хотел бы снова прочесть о том, что ты для меня сделала.

— Есть лишь одно то. что я хочу, чтобы ты прочел и накрепко запомнил. Одна вещь, которую я напишу поверх всего того, что с нами приключилось за эти годы, — я люблю тебя.

Они услышали звук шагов Кареева снаружи. К тому моменту, как он собрался войти, Мишель уже был у порога. Джоан присела у дверцы печки, в чьем нутре задорно пылало яркое пламя. Она громко сказала Мишелю: