Музей невинности - [191]
Иногда поучительный тон Кемаль-бея, появлявшийся после второго стаканчика, мне надоедал, потому что напоминал слова претенциозных политических писателей 1970-х годов. Тогда я переставал его воспринимать, а в последующие дни не хотел даже с ним встречаться. Но повороты судьбы в истории Фюсун, та особенная атмосфера, которую создавали вещи музея, притягивала меня, и через некоторое время мне опять хотелось на чердак, слушать речи усталого человека, который пил, всякий раз вспоминая Фюсун, а когда пил, начинал рассказывать с большим воодушевлением.
— Смотрите не забудьте, Орхан-бей, что логика моего музея в том, что вся коллекция видна с любой точки выставочного пространства, — уточнял Кемаль-бей. — Так как с каждого места одновременно видно все вещи и все витрины, то есть всю мою жизнь, посетители музея забудут о Времени. Это самое большое утешение. В удачных, поэтичных музеях, созданных под влиянием душевных сил, мы испытываем утешение не потому, что видим старые, любимые вещи, а потому, что исчезает само Время. И об этом напишите в вашей книге, пожалуйста. И давайте не будем скрывать то, что я попросил вас написать эту книгу и как вы её пишете... А когда закончите работу, пожалуйста, отдайте мне ваши черновики и тетради, мы их тоже оставим в музее. Сколько вы еще будете писать? Те, кто прочитает книгу, сразу захотят прийти сюда, как вы, чтобы увидеть вещи Фюсун. В конце романа, пожалуйста, поместите карту, чтобы любопытные могли найти дорогу к музею на улицах Стамбула. Те, кто знает нашу историю, всякий раз шагая по улицам города, вспомнят о нас, как вспоминаю я. Пусть для читателей нашей книги одно посещение музея будет бесплатным. Для этого лучше всего вставить в книгу билет. А контролер на входе будет пускать посетителей с книгой, ставя в неё особую печать.
— А куда мы вставим билет?
— Да вот прямо сюда!
— Спасибо, Орхан-бей. А на последней странице давайте поместим список всех героев нашей истории. Лишь благодаря вам я вспомнил, сколько людей знает о нас, как много людей были нашими свидетелями. А я даже их имена с трудом помню.
Я разыскивал и встречался с людьми, которые упоминаются в романе. Кемаль-бею это не нравилось, но он с пониманием относился к моему ремеслу. Иногда интересовался, что говорят те, с кем я встречался, что они сейчас делают, а иногда не проявлял к ним никакого интереса и не мог понять, почему его проявляю я.
Например, он совершенно не мог взять в толк, зачем я написал письмо Абдулькерим-бею, бывшему торговому представителю «Сат-Сата» в Кайсери, и зачем встречался с ним в один из его приездов в Стамбул. Абдулькерим-бей, который бросил «Сат-Сат» и стал торговым представителем «Текйяя», созданного Османом с Тургай-беем, сказал мне, что именно позорная любовная история Кемаль-бея стала причиной банкротства «Сат-Сата».
Я разыскал и поговорил с Сюхендан Йылдыз (с Коварной Сюхендан), актрисой, некогда игравшей злодеек, ставшей свидетельницей первых месяцев Кемаля и Фюсун в «Копирке». Она сказала, что Кемаль-бей был безнадежно одиноким человеком, что все знали, как он влюблен в Фюсун, но никто особенно не жалел, потому что в киношных кругах недолюбливали богачей, которые интересовались миром кино ради встреч с красивыми девушками. Коварная Сюхендан всегда жалела Фюсун, которой так не терпелось сниматься, стать звездой, что делалось за неё страшно. Ведь если бы она стала, как хотела, звездой, кончила бы все равно очень плохо. Она никогда не понимала, почему Фюсун вышла за того толстяка (за Феридуна). Её внуку, которому она в те дни вязала в «Копирке» трехцветный свитер, сейчас тридцать лет, и он очень смеется, когда видит по телевизору фильмы с бабушкой, но поражается, каким бедным был тогда Стамбул.
А парикмахер Басри из Нишанташи одно время стриг и меня. Он продолжал стричь клиентов и с уважением и любовью говорил не столько о Кемале, сколько о его отце, Мюмтаз-бее. Покойный Мюмтаз-бей был веселым, щедрым и добрым человеком, любил пошутить. Я не узнал от Басри ничего нового, как и от Хильми с его женой Неслихан, обитателей «Копирки» Хайяля Хайяти и Салиха Сарылы, а также Кенана. Соседка Фюсун с первого этажа Айла, дружбу с которой та скрывала от Кемаля, сейчас жила где-то в Бешикташе с мужем-инженером и четырьмя детьми, старший из которых только-только поступил в университет. Она рассказала мне, что ей очень нравилось дружить с Фюсун, что она очень любила её жизненную силу, веселый нрав, все, что та говорила, и даже подражала ей, но Фюсун, к сожалению, не была ей очень близкой подругой. Девушки наряжались, вместе шли в Бейоглу, в кино. Одна их знакомая по кварталу работала в театре «Дормен» администратором зала, она иногда пускала их на репетиции. Потом они заходили куда-нибудь поесть сандвичей, выпить айрана и защищали друг дружку от пристававших мужчин. Иногда бывали в «Вакко» или в еще каком-нибудь дорогом магазине и мерили одежду, будто собирались что-нибудь купить, смотрелись в зеркала, развлекались. Порой, во время веселого разговора или на просмотре фильма, Фюсун внезапно о чем-то задумывалась, у неё мгновенно портилось настроение, но никогда не рассказывала Айле о том, что терзало её. О том, что к ним ходит Кемаль-бей, что он очень богатый, но немного больной на голову человек, знал весь квартал, однако никто ни о какой любви не говорил. Айла, как и вся Чукурджума, ничего не знала о том, что произошло между Кемалем и Фюсун много лет назад, да и давно потеряла всякие связи с кварталом.
