Муравечество - [120]

— Но если твое брейнио — не адапта…

Она перебивает:

— Если бы ты смог его новеллизировать, то это была бы адаптация — или адапта, как это, видимо, называется в твоем времени.

— Это же неэтично, — говорю я.

— Я должна победить, — отвечает она, — во благо человечества. Объясню потом.

Не знаю, правду ли она говорит, но она красивая. Так что я отвечаю, что пересплю с этой мыслью. Потом просыпаюсь.

Глава 45

В моей жизни наяву мало что стоит упоминания. Люди болеют или нет, умирают или нет, я смотрю телик или нет. Иногда курю, хотя не помню, как зажег сигарету. Продолжаю ходить к безумному гипнотизеру и пытаюсь вспомнить фильм умершего афроамериканского джентльмена. Продаю складные клоунские ботинки. Ем бургеры «Слэмми». В жизни наяву я не новеллизатор. И не стану множеством других людей, как в своих снах. Наяву я на самом деле даже не в полную силу я. Уверен, если бы мне хватило смелости стать собой полностью, я был бы куда интереснее как человек. Уверен, люди бы ко мне тянулись. Уверен, я был бы не одинок. Не могу перенести мысль, что бодрствующий я — это весь я. Отстегиваюсь от спального кресла и приступаю к утренним омовениям. Потом направляюсь к Барассини.

Сегодня за стойкой в приемной Цай, и мне тяжело на нее даже смотреть, так она пала в моих глазах.

— Кофе? Вода? — предлагает она.

Я качаю головой, сажусь и прячу лицо в старом выпуске «Гипновостей» — что-то вроде газеты бесплатных объявлений для гипнотизеров. Кто-то продает гипноочки с крутящимися спиральками, неношеные. Самая грустная реклама, что я видел.

— Рассказывай.

Теперь я смотрю, как Моллой, тощий и серьезный, идет по тихой улице Глендейла, репетируя себе под нос репризу, разыгрывая обе роли, подыскивая лучшие варианты.

— Знаешь, Моллой, мир полон людей со всякими странными обычаями.

— Ты о том, что англичане кладут чемоданы себе в ботинки?

— Не говори глупостей!

Он подходит к маленькому бунгало в испанском стиле, стучит. Открывает Мари — с сигаретой, угрюмая, закрывая дорогу.

— Привет, Чик.

— Бад дома?

— Нет.

Но Моллой слышит где-то за закрытой дверью оживленный голос Мадда. Он проталкивается мимо Мари, идет на звук. Распахивает дверь в курительную комнату Мари. Мадд и Джо Бессер, смеясь, поднимают глаза от заваленного бумажками стола. Мадд осекается.

— Чик, — говорит Мадд.

— Это Чик? — говорит Бессер. — Господи, он вылитый ты.

— Что здесь происходит? — спрашивает Моллой.

— Джо, не отойдешь на минутку? — просит Мадд.

Бессер смотрит на Мадда, потом на Моллоя, потом опять на Мадда. Встает, проходит мимо Моллоя, слишком близко.

— Я тебя урою, — шепчет Бессер и выходит, закрывая за собой дверь.

Мадд смотрит в стол. Моллой ждет.

— Слушай, — говорит Мадд, — я думал, все кончено. Врачи говорили, ты уже не выйдешь из этой проклятой комы. Надо было планировать будущее. Мари хочет детей. Что мне оставалось, Чик?

— И ты заменил меня Бессером?

— Джо — не замена, Чик. Совсем новый дуэт. Тебя никто не сможет заменить.

— Мадд и Бессер. Звучит нелепо.

— Знаю. Но мы тут подумывали — может, Бад и Бессер.

— Нельзя ставить его имя и твою фамилию. Так не делается. Никто так не делает. Никто и никогда так не делал.

— Зато есть два «б». В общем… не знаю. Умники зовут это аллитерацией. Может, Бад и Джо. Джо и Бад. У меня тут где-то целый список.

Мадд шуршит в бумажках на столе.

— А, вот. Еще идея — Мадд и Джо.

— Я снова готов к работе, Бад. Скажи, что будешь моим партнером.

— Господи, Чик, — ноет Мадд. — Ты не знаешь, через что я прошел! Через какие угрызения! Почему прожектор упал на тебя, а не на меня? Знаешь, сколько ночей я провел без сна, в мыслях об этом? Сомневался в существовании Бога? Размышлял о судьбе? Почему не я пролежал в коме три месяца? Почему не я проснулся толстым и смешным вместо того, что ты проснулся тощим и унылым? Меня же это угнетает.

— Мне нужна работа, Бад. Мы с Патти расстались. У меня ничего нет.

Долгая пауза. Наконец Мадд открывает рот:

— А что я скажу Джо?

— Бессер не пропадет. Умрет кто-нибудь из Трех Клоунов. Может, распадутся Эбботт и Костелло. Бессер уже будет за кулисами, наготове, поджидать. Бессер всегда рядом.

— Он не злодей, Чик. Он всегда про тебя спрашивал. «Как там Чик? Скоро ли Чик выйдет из комы?» И все такое.

— Кружил как стервятник. Ты что, не видишь? Толстый лысый стервятник.

— А это не масло масляное, Чик? Лысый стервятник?

— Не все стервятники лысые, Бад. Есть много видов. У мадагаскарского, например, на голове перья. Стервятник Арчера. Мохноногий…

— Убедил, Чик.

— Может, вам назваться Бад и Падальщик. Почти аллитерация.

Склейка, Моллой сидит за столом в курительной комнате Мари, пялится в стену. Мадд меряет шагами комнату. Долгое и мучительное молчание, возможно, двадцать минут. Реального времени. Наконец Мадд заговаривает:

— Слушай, может вернемся к ранним репризам? Скетч про врача? Или про сантехника.

— Ладно. Но в этот раз я сантехник, — говорит Моллой.

— Чик, это моя роль. Ты не можешь играть раздраженного сантехника.

— Я больше не могу играть мнительного жильца. Не вижу в этом смысла.

— Я даже не знаю, что такое «мнительный»! Откуда ты набрался таких слов?

— Это значит «пугливый», Бад.