Муравечество - [118]
Такие дела. Мне пришлось стать новеллизатором, лакеем корпораций, продажным писакой, автором сопутствующих произведений. Теперь обо мне в лучшем случае вспоминают в кавычках. Не мои цитаты в кавычках, а как писателя в кавычках. На вечеринках я страшусь вопроса «Кем вы работаете?». А также, справедливости ради, страшусь этого вопроса везде, где его могут задать. И мало того — мой унизительный источник заработка отмирает. Признаем: никто больше не читает новеллизации. Вместо них по фильмам делают игры, и иногда игрушки, и иногда линии одежды, но новеллизации остались в прошлом. Как во сне, так и наяву. Просто наяву-то мне наплевать.
Во сне мне надо поддерживать семью (хотя и не свою), так что, когда в телефонном разговоре меня наконец поманили заказом, я клюнул.
После быстрой монтажной склейки я оказываюсь на улицах незнакомого района города. Я чувствую, что блуждаю где-то рядом с рекой, хоть отсюда ее не видно. Может, к такой мысли подталкивает далекое бибиканье корабельных гудков. Бибиканье? Можно сказать «бибиканье», если это корабли? Я решаю, что настоящий романист знал бы без необходимости гуглить. Я думаю о Мелвилле: он бы знал, он-то разбирался в кораблях. Это его тема, если говорить начистоту. Потом думаю: «А разве он жил не раньше, чем придумали корабельные гудки?» Так что, может, и не знал бы. Так что мы с Мелвиллом равны в этом незнании. А может, и нет. Вдруг мне уже не хочется думать о Мелвилле; я очень устал. Какое-то время вообще ни о чем не думаю — большое облегчение. Потом, твою мать, думаю о Барбосае, который новеллизировал «Моби Дика». Он бы знал. Барбосае все знал. Он получил рекордные сорок шесть «Лиз» (ныне «Книжников»).
Потом я думаю: «А знаете, кто еще бы знал? Джозеф Конрад». Он разбирался в кораблях и прожил еще долго после изобретения корабельного гудка. Но правда ли он прожил еще долго после изобретения корабельного гудка? Когда их изобрели? Когда изобрели Джозефа Конрада? Неважно; признаем: мне не быть Конрадом. Или Барбосае. Во сне я все равно набираю на телефоне: «история корабельных гудков». Для прикола. Не считая короткого упоминания в статье об автомобильных гудках на «Википедии», без релевантной информации, нигде ничего нет. Интернет меня удивляет и разочаровывает. Но на самом деле он чудо. Прямо здесь, на углу улицы, я могу погуглить про корабельные гудки. Вот Конрад не мог. По крайней мере, мне так кажется. Пытаюсь узнать в Сети. Ничего. Ищу Барбосае, чтобы, может, позвонить ему. Он умер. По крайней мере, во сне.
Я поднимаю взгляд от телефона, оглядываю ряд складов: они угловатые и древние, улицы безлюдные. Я ищу склад с каким-нибудь номером. У складов есть номера? Пытаюсь погуглить и это. Диккенс в детстве работал на складе, узнаю я в интернете, увлекаясь поисками. Диккенс бы знал. Я не Диккенс.
Здесь нужно отметить, что эти сны — не совсем сны, но, раз они приходят по ночам, когда я сплю, я не знаю, как еще их называть (Артур Шницлер бы знал. Я не Шницлер). Так или иначе, они отличаются. Во-первых, у них есть текстура, некая зернистость, как в фильме. Во-вторых, есть титры, это уже точно как в фильме. Прочитать титры я не могу, потому что они белого цвета на фоне выцветшего серого неба — это кажется дурацкой ошибкой сонорежиссера, любительской ошибкой, ошибкой сонорежиссера-дебютанта, — но я вижу, что они есть, а потом даже уверен, что вижу имя «Алан» — оно, как всегда, преследует меня по причинам, каких мне понять не дано. На ум приходит сочетание «ночные фильмы» — как вариант названия для этих явлений, — или сонные фильмы, или сомнамбулинематограф. Даже играюсь с каламбуром фабрика грез. Потом в мозгах мелькает слово брейнио, сам не знаю почему. У меня есть какая-то полузабытая связь со словом «брейнио». Так и вертится на кончике сна. «Странно», — еще мелькает в мыслях, после чего «Я опоздаю», после чего «Но куда?», после чего «А, вот же оно», после чего «Что — оно?», после чего «Здание».
Офисная приемная воплощена совсем смутно и с очевидными ошибками: например, горшок с растением в углу то есть, а то нет. Еще в листьях растения, когда оно есть, видно карандаш. Наяву я люблю замечать ляпы в кино. Одно из моих любимых занятий, если его можно так назвать. Может, хобби. Иногда в анкетах, заявках и даже в разговоре меня просят перечислить свои хобби. Никогда не знаю, что ответить. Отныне буду отвечать, что люблю замечать ляпы в кино. Когда показываю всем вокруг ошибки в фильмах, я чувствую себя очень наблюдательным, умнее режиссера. Мне кажется, это сродни радости найти карандаш на дереве на картинках-головоломках из детства — то есть детства во сне. Наяву мне не особенно давались эти головоломки. Они давались моему красавцу брату. Ему все давалось. «
