Моя жизнь с Набоковым - [8]

Осада, между тем, продолжалась. Но теперь мне было на что сослаться. Однако на призыв мой откликнулась опять-таки провинция — издаваемый в Саратове журнал “Волга”. Перст судьбы, да и только. Знал бы я тогда, в какое место ткнет меня этот перст.

На этот раз главному редактору журнала пришелся по душе опять же “Себастьян Найт”. Хвалы были мне отпущены непомерные. Стоял июнь, не то июль. В феврале следующего года журнал намеревался напечатать роман Набокова “Король, дама, валет”, но теперь его место предстояло занять моему переводу. Вскоре позвонил мне из Ленинграда некий человек, как-то связанный с журналом, и сказал, что ему заказана вступительная статья, какой там февраль — январь! — “вами открывают год”, так не могу ли я как можно скорее прислать текст перевода на предмет цитирования в этой самой статье. Ну конечно, могу.

В конце сентября я приехал в Саратов повидаться с друзьями. И, разумеется, зашел в “Волгу”, познакомиться. Мы поговорили, я на всякий случай оставил мой саратовский телефон и откланялся. Дня за два до отъезда в Москву мне позвонили из журнала — есть новости.

Новость оказалась одна и вот какая: от ленинградского господина пришло письмо, из тех, что Лидия Корнеевна Чуковская назвала где-то “подметным отзывом”. Три или четыре для чего-то намертво склеенных один с другим конторским клеем листка плоховатой бумаги, второй не то третий экземпляр под копирку, через один интервал. Разнос, и какой! Отзыв содержал некоторое количество действительно дельных замечаний, однако основная его аргументация сводилась к трудноопровержимому: “Набоков так никогда бы не написал”. Общая характеристика перевода была примерно такая: “вялый, запинающийся, ползающий на брюхе текст”. А завершалось письмо совсем уж прелестным пассажем, насчет того, что если провинциальный журнал рискнет напечатать нечто подобное, то при неисчислимом множестве знатоков и ценителей Набокова, проживающих в Отечестве нашем, ему, журналу, следует ожидать “кампании в центральной прессе”, от которой ему будет ой как не сладко. В общем, “спасибо за хорошее чтение”.

Ксерокс оставался тогда еще опасным раритетом. Я просидел в редакции часа два или три, выписывая “замечания”. Вышел я оттуда уже в середине восьмого часа вечера. Темно, холодно, разгар борьбы с предположительными алкоголиками. Я бежал по городу от гастронома к гастроному, все они тогда закрывались в восемь, в девять, все яснее осознавая, что ничего мне не светит — ни в смысле выпить, ни в каких-либо иных. Так и добежал до друзей, у которых нашелся спирт.

Месяц спустя из Ленинграда вернулся текст перевода — без каких бы то ни было сопроводительных слов. А в следующем феврале “Волга” напечатала роман “Король, дама, валет” с припиской: “Публикация...” — дальше стояла фамилия ленинградского набоковеда.

За творчеством его я с той поры внимательно слежу. Однажды он порадовал меня фразой, сопровождавшей опубликованную им набоковскую библиографию: “За некоторым исключением все его английские книги им самим переведены на русский язык, а русские на английский”. Набоков так никогда бы не написал.

Впрочем, проистекла из всего этого и прямая польза для меня — я снова перечитал русского Набокова, выписывая слова и фразы, казавшиеся мне необщеупотребительными, и завелась у меня в компьютере картотека в полторы тысячи с лишком карточек. Так что позже, когда в издательстве “Северо-Запад” пошла настоящая работа с настоящим редактором, мне уже было на что опереться.

“Северо-Запад”

Весной 90-го или 91-го года мне позвонил из Ленинграда (или уже Петербурга?) назвавшийся Александром Клавдиевичем Кононовым, сотрудником издательства “Северо-Запад”, человек и осторожно поинтересовался, не доводилось ли мне переводить Набокова. “Был грех”. Так это мой перевод в “Урале”? “Мой”. А вот скажите, был еще один такой вариант перевода этого же романа и там к нему кое-что добавлено было, так вот... “Шекспироведческое” послесловие, подписанное доктором Чарльзом Кинботом? Да, это я дурака валял”. А предисловие к “Пнину”? “То же самое”. А еще вы Набокова переводили? “Да, почитай, всего уже перевел, кроме “Ады”, которой сейчас и занимаюсь”. Ага. На этом проверка закончилась.

Тут придется сделать отступление. Законченные переводы копировал на ксероксе в количестве четырех-пяти экземпляров один мой приятель. По причинам, указанным в начале этого сочинения, фамилия переводчика в них не значилась. Три первых переведенных романа попали в Ленинград, а когда вернулись, оказалось, что часть страниц заменена фотокопиями. Ну, понятно.

Как выяснилось при близком знакомстве с Сашей Кононовым, который как раз сейчас завершает, по его выражению, “строительство монумента Сергея Борисовича” — издание пятитомного переводного Набокова, в коем переводы всей беллетристики, написанной по-английски, кроме “Лолиты”, сделаны мною, — копии тех трех переводов попали к Саше в руки году в 86-м. Он тогда возглавлял издательство “Бедный Йорик” и выпустил их тиражом в четыре экземпляра — больше издательская “Эрика” не брала. Став же одним из основателей “Северо-Запада”, он принялся меня разыскивать — затея, при незнании фамилии разыскиваемого, сложноватая. В конце концов Саша пришел к выводу, что я, скорее всего, уже года два как изображаю профессора Пнина в каком-нибудь американском университете. Тут-то ему и подвернулся “Урал”.