Моя жизнь с Чаплином - [19]

В то утро я не знала, как мало осталось ждать.

Глава 5

Путешествие в Тракки было долгим, но далеко не скучным; пассажиров машин, арендованных компанией для фильма «Золотая лихорадка» распирало от волнения. Едва мы с мамой разместились в нашем салоне, как в дверь постучался Джим Тулли. Он вошел с карандашом и блокнотом в руках и предложил нам немедленно заняться вопросами паблисити. «Мы должны как можно быстрее помочь публике узнать вас, — сказал он. — Газеты и журналы захотят рассказать о тебе и, конечно, мы должны всячески помогать им в этом». Он скрестил ноги и позевывал, словно желая показать, что единственная причина его присутствия — необходимость зарабатывать на хлеб, и он полон пренебрежения к нудной обязанности, выпавшей на его долю.

Несмотря на недружественную атмосферу, мы работали над тем, что он называл «пикантные подробности». Я созналась, что ничего особенно «пикантного» в моей жизни нет, но, возможно, интересно обыграть факт, что наш предок Жозе Антон Наварро дал в 1781 году название городу Лос-Анджелесу, а другой предок Генри Гейдж, был когда-то губернатором Калифорнии и послом в Португалии. Тулли кивнул и записал это. Мама добавила, что еще среди наших прародителей-колонистов были такие люди, как Пико, Римпаус, Альварадо, и Сепульведа, именами которых теперь названы улицы в Южной Калифорнии. Мне казалось, что все это нафталинные истории, и лучше рассказывать о моих хобби, мечтах, тревогах, любимых блюдах и т. д., но я, должно быть, ошибалась. После этого поверхностного интервью и множества других интервью и фотосессий в течение последующих недель в журналах и газетах повсюду появилась Лита Грей Чаплин — живая и даже яркая девочка.

В какой момент мне стало ясно, что интерес, который испытывал ко мне Чарли, был не просто профессиональным? Я помню очень конкретно место и время — один из обедов на пути в Тракки.

Чарли обедал с двумя работниками студии, а мы с мамой — за столиком, расположенным точно напротив через узкий проход. Он взглянул на меня так, словно увидел впервые, и то, что увидел, ему явно понравилось. Вся его сдержанность испарилась, и его несомненно интимный взгляд посылал такие эротические волны, что я затрепетала.

Я не могла отвести глаз, хотя понимала значение его взгляда и испугалась. Это был чувственный момент, и я прервала его первой, притворившись, что полностью поглощена салатом, — не столько из опасения, что происходящее заметит мама, сколько потому, что не представляла, как можно выдержать его настойчивый взгляд больше, чем мгновение.

Остальная часть путешествия была для меня изощренной пыткой, а мои фантазии уже ничто не обуздывало. Мерна Кеннеди наплела мне, что знает о мужчинах все. Но ее хвастовство было рассчитано на дешевый эффект. Хотя я никогда не бывала наедине с мужчиной — или даже с мальчиком, — я была уверена, что знаю о происходящем между мужчиной и женщиной больше, чем Мерна. Она рассказывала, как возбуждает его поцелуй с языком и ощущение его рук на интимных местах. Но Мерна ничего не говорила об обменах взглядами, а это означало ее полное невежество. Я тоже, конечно, обнаружила свою наивность, приняв на чистую монету ее фальшивые откровения. Я знала больше, чем она, потому что на нее не смотрел Чарли — мой Чарли, — а на меня смотрел.

На железнодорожной станции нас встретил санный экипаж, запряженный лошадьми, и отвез в единственный пристойный отель Тракки, заполненный местными жителями в красных охотничьих шляпах, сидящих в фойе вокруг печки-буржуйки. Нам с мамой показали наши апартаменты. Это была крошечная комната с бесформенной кроватью и ночным горшком под ней; с нитяным ковриком, настолько застиранным, что нельзя было угадать, какого цвета он был прежде; с маленьким кленовым бюро и несколькими низкими треногими табуретками вместо стульев; с тремя (!) плевательницами и изображением котенка, играющего с клубком ниток, на одной из щербатых стен.

— Да, это явно не «Ритц», — сказала мама, начав распаковывать вещи.

Мне было все равно. Я стояла у окна, зачарованная тем, что раньше видела только на картинках, — снегом.

Мои восторги закончились очень быстро. Погода была такая холодная той весной 1924 года, что двух дней мне хватило по горло. Хотелось лишь одного — оставаться в помещении как можно дольше. Отель отапливался недостаточно — по крайней мере, для жителей Южной Калифорнии, — но в нем было лучше, чем на этом невероятном холоде снаружи.

В первые несколько дней я видела Чарли относительно немного (вслух я по-прежнему обращалась к нему «м-р Чаплин»), но он действительно ни секунды не тратил впустую. Он лично проверял каждый кусочек земли, пригодный для фона и заставлял оператора снимать тысячи метров пленки, чтобы убедиться в возможности создать впечатление огромных заносов, используя небольшое количество снега.

Не приходилось сомневаться, что Чарли желает снять больше, чем просто хороший фильм. Хотя он, как обычно, до сих пор еще не проработал сюжет, он дотошно занимался приготовлением к съемкам. Он много читал о поисках золота на Аляске в 1898 году, настолько неистовых, что жажда золота превращала людей в каннибалов. (Сцена, где у Майка Суэйна, умирающего от голода старателя, начинаются галлюцинации, в которой Чарли — цыпленок, а Майк пытается съесть его, появилась под впечатлением того, что Чарли узнал о каннибализме в те страшные дни.) Он был решительно настроен передать подлинную ситуацию на Аляске 1898 года.