Моя жизнь рядом с Наполеоном - [29]
Было очень поздно, когда мы подъехали к первой станции[112]. Примерно треть наших значительно отстала. Я сошел с коня по нужде и заметил в ближайшей хижине слабый огонек. Войдя в дом, чтобы зажечь мундштук, я увидел растянувшихся на соломе нескольких мужчин. Одного из них я сразу узнал — то был офицер полиции императорской охраны. Увидев меня, он очень удивился:
— Каким ветром вас сюда занесло?
Я сказал, что нахожусь здесь с императором.
— Хорошо, что вы не прибыли раньше, — обрадовался он, — всего час назад казаки с криками «ура!» напали на село.
Снова я сел на коня, и мы продолжили путь. Нас сопровождали только несколько поляков, оставшихся от трех эскадронов. Лошади падали, и никакая сила на свете не могла заставить их подняться, так что на следующей станции у нас уже и сопровождающих не осталось.
Наконец добрались мы до Вильны, но Наполеон в город не вошел. В окрестностях города[113], на обочине дороги, ведущей во Францию, был домик, в котором он остановился, и велел вызвать к себе мосье Маре, герцога Бассано, находившегося в Вильне. Он тотчас же явился и пробыл у Наполеона больше часу. Наполеон почти ничего не ел, потому что наш провиант был несъедобен. Мосье Маре предоставил императору своих шестерых коней и кучера. На рассвете мы вошли в Ковно, переночевали в трактире, хозяином которого был француз. В честь Наполеона в камине развели сильный огонь и сварили вкуснейший обед. Едва мы успели перевести дух, как пришлось снова сесть на коней. Далее мы остановились в небольшом селении, где Наполеон позавтракал и занялся своим туалетом. Я взял с собой три смены белья и так как грязное белье не хотелось таскать с собой, то отдал трактирщице. Тут же все присутствующие бросились к белью и растаскали его по кусочкам.
В дороге император распорядился выдать Коленкуру денег. Я открыл свой разрисованный кувшин и спросил, сколько дать. Наполеон вырвал у меня из рук кувшин и опорожнил его прямо в шапку старшего конюшего. Но я попросил, чтобы сумма на всякий случай была уточнена. Коленкур высыпал золотые монеты на стол и по одной пересчитал их.
В этом же трактире мы оставили свои экипажи и пересели в сани. Его величество вместе со старшим конюшим сели в первые, крытые сани, маршал Дюрок и польский офицер — во вторые, а я вместе с генералом Лефевром-Денуэтом[114] — в третьи. Императорские сани ехали очень быстро, и мы примерно на полдня отстали от них. Но на первой же станции я нашел письмо Наполеона дворцовому маршалу, в котором он приказывал приложить все усилия, чтобы мы с Воншовичем как можно скорее доехали до Франции.
Дворцовый маршал предоставил нам более легкие сани, но мы только на следующий день добрались до Варшавы и присоединились к императору. Он пообедал и принял разных сановников, в том числе архиепископа де Малина. Снова на санях продолжили мы путь и приехали в Познань. Местные власти явились в трактир и нанесли визит императору.
Увидев меня, мэр города воскликнул:
— Господин Рустам, вы обморозили лицо!
Удивительно, что я этого не заметил. Мэр послал человека, принесли пузырек какой-то жидкости, которой он посоветовал в день несколько раз натирать лицо и самое главное, близко к огню не садиться. По правде говоря, я перепугался и сразу же приступил к лечению. И хотя жидкость была прозрачна, как слеза, от нее мой нос стал шафранно-желтым. Даже император не смог сдержать удивления:
— В каком ты состоянии, Рустам!
Когда я сказал, что обморозил лицо, он тоже посоветовал не садиться близко к огню и даже предупредил, что у меня может отвалиться нос.
На следующий день во время утреннего туалета Наполеон принял саксонского короля, который предложил свой удобный экипаж. Его величество отказался, сказав, что на санях он доедет быстрее. В конце беседы и король тоже заметил:
— Бедный Рустам, мороз обезобразил его лицо!..
Прошло несколько часов, и нас догнал дворцовый маршал, Лефевр-Денуэт, польский офицер и все прочие, отставшие от нас.
Мы намерены были ехать в Эрфурт, но в Дрездене, где Сен-Эньян[115] был послом, мы сделали передышку. Император приказал послать экипажи в Эрфурт, где он отобедал и совершил туалет. Скоро пересланные послом экипажи прибыли, Его величество, как обычно, усадил возле себя старшего конюшего, и мы помчались вперед.
В Майнце мы встретили адъютанта Бонапарта, господина Монтескье. Император упрекнул его:
— Наконец-то вы явились, Монтескье. Смею заметить, вы отнюдь не торопились.
— Простите, сир, было чрезвычайно холодно, и лошадей тоже не нашлось…
— Ладно, ладно, ничего страшного не случилось, продолжим путь вместе.
Но в Мойе экипаж Его величества сломался. Пришлось взять кабриолет почтового смотрителя, куда по-прежнему сели император и старший конюший. Наполеон поручил мне взять все его бумаги и положить в другой экипаж.
Мы уже приехали в Париж, подошли к дворцу Тюильри, но часовой не хотел нас впускать. Бонапарт смутился:
— Мерзавец, ты не позволяешь мне войти к себе в дом?
