Моя жизнь рядом с Наполеоном - [27]

— Почему?

— Хотя бы потому, что вы своим присутствием подавляете меня.

— Я не буду вам мешать, мне хочется, чтобы вы приняли роды, как вы принимаете у обычной крестьянки, и не обращали на меня внимания.

— Я хочу заранее предупредить Ваше величество, что мне не нравится положение ребенка.

Бонапарт потребовал дополнительных разъяснений, чтобы понять, что это значит, и спросил:

— И что вы в таком случае намерены делать?

— Сир, я вынужден прибегнуть к скальпелю.

— Боже мой, — заволновался Наполеон, — а это не опасно?

— Ничего не поделаешь, надо сохранить и мать, и ребенка.

— Во всех случаях, Дюбуа, прежде всего спасите мать. Пожалуйста, поспешите к ней, я сейчас приду.

Доктор вновь спустился по лестнице, ведущей прямо в покои императрицы. Его величество поспешно вышел из ванны, оделся и пошел на половину своей супруги. Я последовал за ним, ибо и мне было небезразлично, что делается внизу.

Но в спальню жены Наполеон вошел один. Все высшие офицерские чины собрались в гостиной, двери были широко раскрыты. Словно то был праздничный день. Я был в туалетной комнате, смежной с гостиной. Наши двери тоже были распахнуты.

Наконец новорожденный появился на свет. Император спросил у графини Монтескье[106], которая принимала ребенка:

— Мадам, ну что?..

Нянька ответила:

— Минутку терпения, сир, сейчас посмотрим.

Но Его величество не стал ждать, обеими руками он взял сына и показал всем. Потом быстро прошел в гостиную и сказал:

— Господи, прикажите, чтобы дали двести артиллерийских залпов!

Наполеон очень любил детей, часто спрашивал о моем сыне. Однажды я привел ребенка в его кабинет, императрица тоже была там, она улыбнулась и сказала:

— Какой прелестный наследник!

В то время моему сыну было четыре года, он со всеми говорил на «ты» и был лишен свойственной его возрасту застенчивости. Бонапарт обнял его, усадил на подоконник, и он сразу же начал играть с его орденами и спрашивать, кто их вручил ему.

— Такие вещи дают только тем, кто умен. Ты ведь умный, правда?

Его величество заглянул ребенку в глаза:

— А ну-ка погляди на меня!.. Да ты, видать, шалун…

Мне было не по себе, что мальчик разговаривает с императором на «ты» и усиленной мимикой старался призвать его к порядку. Его величество заметил это, повернулся ко мне спиной и продолжил беседу:

— Ты молишься Богу?

— Да, каждый день, — ответил мой сын.

— А как тебя зовут?

— Ашил Рустам, а тебя?

Я был вынужден подойти и сказать:

— Послушай, Ашил, это наш император.

Мой сын понял это по-своему:

— А, значит это ты каждый день ходишь с моим папой на охоту?

Бонапарт удивленно посмотрел на меня:

— Неужели и в самом деле не узнает?

Я стал оправдываться:

— Ребенок постоянно видел вас только в охотничьей одежде, поэтому в мундире не узнал вас.

Наполеон ласково потянул Ашила за ухо, растрепал ему волосы. Мальчику было очень весело, и ему хотелось продолжать болтать, но Бонапарт сказал:

— Мне пора идти завтракать, а ты как-нибудь еще раз приходи ко мне в гости.

Я спал на половине Бонапарта, в комнате, смежной с его спальней, где для меня каждую ночь ставили раскладушку. А в тревожные дни я придвигал раскладушку к дверям его спальни.

Однажды ночью Его величество не стал вызывать меня звонком, а просто открыл дверь и наткнулся на мою кровать. Он понял мои опасения и залился хохотом. На следующий день всем рассказывал:

— Если даже враги ворвутся в мою спальню, Рустам не будет виноват. Он защищает императорскую дверь своей кроватью.

Но, повторяю, я делал это только в тревожные дни, обычно же спал в середине комнаты, пока дворцовый маршал не нашел нужным поставить в комнате широкий шкаф с кроватью.

Подобные удобства были созданы в Сен-Клу. Во время нашего очередного посещения Сен-Клу дворцовый маршал заметил, что так будет аккуратнее и удобнее. Я нашел весьма уместным его нововведение и с этого дня спал на своей новой кровати.

Но однажды Его величество — вышел ночью позвать меня и, не найдя кровати возле дверей, страшно переполошился. Заметив шкаф, в котором стояла моя кровать, потряс меня за плечо. Спросонья я не сообразил, что происходит. Первой моей мыслью было, что это преступники ворвались в спальню императора. Я вскочил с места, чтобы схватить их. Однако тотчас же понял, кто передо мной, и страшно смутился. Тем более, что он осыпал меня упреками;

— Так-то ты защищаешь жизнь императора? Вот так все и покидают меня…

Я проводил его до дверей спальни, объясняя на ходу, почему я спал не там, где он ожидал, но он ничего не желал слушать. Лишь наутро, вспоминая о ночном происшествии, он долго смеялся над тем, как я испугался.

— Верно, сир, — признался я, — я и сейчас дрожу, вспоминая ту минуту. Мне показалось, что кто-то хочет ворваться в спальню Вашего величества. И даже в один момент я схватил вас.

Бонапарт рассказал об этом случае и Жозефине, которая всегда защищала меня:

— Бедный Рустам, он всем существом предан тебе, а ты со вчерашнего дня все подшучиваешь над ним.

Императрица так любила мужа, что симпатизировала всем, кто был искренне предан и верно служил ему. Более того, она покровительствовала таким людям, мирила, успокаивала Его величество, у которого, как известно, был безудержный, вспыльчивый нрав. Несколько раз меня спасло от отставки лишь вмешательство Жозефины.