Моя кузина Рейчел - [14]

Ashamed of myself, bitterly angry at my selfishness, I could raise no feeling in my heart at all.	Стыдясь за самого себя, проклиная собственный эгоизм, я не мог пробудить в своем сердце хоть сколько-нибудь теплого чувства.

I sat there, numb with misery, staring at the flat calm sea.	Оцепенев от горя, я сидел и не сводил глаз с гладкого, спокойного моря.
I had just turned twenty-three, and yet I felt as lonely and as lost as I had done years before, sitting on a bench in Fourth Form, at Harrow, with no one to befriend me, and nothing before me, only a new world of strange experience that I did not want.	Недавно мне исполнилось двадцать три года, и тем не менее я чувствовал себя таким же одиноким и растерянным, как в те давние дни, когда сидел на скамье четвертого класса Харроу, без друзей, готовых утешить меня, а впереди открывался мир новых, незнакомых переживаний, входить в который я не хотел и страшился.
3	ГЛАВА ТРЕТЬЯ
I think what shamed me most was the delight of his friends, their real pleasure and true thought for his welfare.	Особенно стыдно мне было из-за восторга его друзей, их неподдельной радости и искренней заботы о его благополучии.
Congratulations were showered upon me, as a sort of messenger to Ambrose, and in the midst of it all I had to smile, and nod my head, and make out to them that I had known it would happen all along.	На меня обрушился целый поток поздравлений - с явным расчетом, что они будут переданы Эмброзу; отвечая на них, я должен был улыбаться, кивать головой и делать вид, будто давно знал, что это случится.
I felt double-faced, a traitor.	Я чувствовал себя лицемером, предателем.
Ambrose had so tutored me to hate falsity, in man or beast, that suddenly to find myself pretending to be other than I was came near to agony.	Эмброз воспитал во мне отвращение к притворству - как в человеке, так и в животном, и сознание того, что сам я притворяюсь, доводило меня до исступления.
"The best thing that could have happened."	"Лучшего не придумаешь".
How often I heard the words and had to echo them.	Как часто слышал я эти слова и должен был вторить им!
I began to shun my neighbors, and skulk at home around the woods, rather than meet the eager faces and the wagging tongues.	Я стал избегать соседей и, не желая постоянно видеть любопытные лица и терпеть утомительную болтовню, отсиживался дома или бродил по лесу.
If I rode out about the farmlands, or into town, there was no escape.	Но если я объезжал имение или отправлялся в город, спасения не было.
Tenants on the estate, or acquaintances from here and there, had but to catch a glimpse of me and I was doomed to conversation.	Стоило кому-нибудь из наших арендаторов или знакомых хотя бы издали заметить меня, как я был обречен на бесконечные разговоры.
An indifferent actor, I forced a smile onto my face, feeling the skin stretch in protest as I did so, and was obliged to answer questions with a kind of heartiness I hated, a heartiness that the world expects when there is mention of a wedding.	Словно посредственный актер, я с усилием изображал улыбку и, чувствуя, как напрягается кожа на лице, протестуя против насилия, был вынужден отвечать на вопросы с той ненавистной мне сердечностью, какую в обществе ожидают от нас, если речь заходит о свадьбе.
"When will they be coming home?"	"Когда они собираются домой?".
For this there was one answer.	Ответ всегда был один:
"I don't know.	"Не знаю.
Ambrose has not told me."	Эмброз не написал".

There would be much speculation upon the looks, the age, the general appearance of his bride, to which I would make reply,	Высказывались всевозможные домыслы относительно внешности, фигуры, возраста новобрачной, на что я неизменно отвечал:
"She is a widow, and she shares his love for gardens."	"Она вдова и тоже любит сады".
Very suitable, the heads would nod, could not be better, the very thing for Ambrose.	Все кивали головой - очень подходит, лучшего и желать нельзя, как раз для Эмброза.
And then would follow jocularity, and jesting, and much amusement at the breaking in of a confirmed bachelor to wedlock.	Затем следовали шутки, остроты и бурное веселье по поводу того, что на такого убежденного холостяка надели супружеский хомут.
That shrew Mrs. Pascoe, the vicar's lady, ground away upon this subject as if by doing so she won revenge for past insults upon the holy state.	Сварливая миссис Паско, жена викария, назойливо возвращалась к злосчастной теме, будто брала реванш за прошлые оскорбления, нанесенные священному институту брака.
"What a change there will be now, Mr. Ashley," she said on every possible occasion.	- Вот уж теперь-то, мастер Филипп, все изменится, - говорила она при каждом удобном случае.
"No more go-as-you-please for your household.	- Теперь в вашем доме все будут ходить по струнке.
And a very good thing too.	И хорошо. Очень хорошо, скажу я вам.
Some organization will at last be brought to bear upon the servants, and I don't imagine Seecombe being too well pleased. He has had things his own way long enough."	Хоть слуг наконец приучат к порядку. Вряд ли Сикому это понравится, уж слишком долго он делал все по-своему.