Мой волшебный фонарь - [31]

Я вспомнила историю с выступлением Ясека по телевидению. Ведь и меня тогда разозлила обладательница забавных косичек! И по той же самой причине! Но не успела я хорошенько подумать, кто же тут все-таки виноват — мы или Ясек, как Агата заговорила снова:

— Знаешь, учительницу по обществоведению я не люблю тоже из-за Клаудии. Теперь, когда я тебе столько всего сказала, могу признаться и в этом. Я понимаю, это отвратительно, но ничего не могу с собой поделать — мне не нравится все, что хоть как-то связано с Клаудией! Думаю, я бы даже шпинат перестала брать в рот, если б узнала, что это ее любимое блюдо! Я бы не смогла встречаться с мальчиком, который из-за меня стал плохо относиться к своей сестре. Раньше Ясек таким не был…

Агата поднялась со стула, подошла к моей кровати и уселась на краешек.

— Я бы такому человеку не доверяла. Откуда б я могла знать, что он не изменит ко мне своего отношения, когда познакомится с более интересной девчонкой…

— Да брось ты, Агата, в пятнадцать лет не стоит чересчур серьезно относиться к таким вещам. Оставь это взрослым. Я понимаю, ты все время думаешь про дядю Томаша, но это совсем другое дело. А ты сама еще десятки раз будешь влюбляться и потом остывать, забывать и опять влюбляться…

— Я? — удивилась Агата. — Ох, Яна, ты меня не знаешь!

Я не стала больше ни в чем ее убеждать. Мне просто приятно было на нее смотреть — так ей была к лицу эта несокрушимая вера в себя!

— Ты все еще получаешь маргаритки, Агатка? — спросила я.

Агата молча кивнула.

* * *

Не помню точно — то ли на следующий день после нашего разговора, то ли еще через день, раздался один длинный звонок в дверь. Свои обычно звонят три раза, и поэтому один звонок подымает весь дом на ноги. На этот раз он поднял одну пани Капустинскую, которая стирала в ванной. Меня, по вполне понятным причинам, ничто не могло поднять на ноги. А кроме нас с ней, дома никого не было. Я прислушалась. Из-за плотно закрытой двери доносилось только невнятное бормотание, слов нельзя было разобрать. Спустя несколько минут пани Капустинская заглянула ко мне в комнату.

— Пришла какая-то девчонка, говорит, будто у нас ее учебник по физике. А откуда мне знать, у нас он или не у нас! Что с ней делать? Разрешить, что ли, порыться у ребят на полке?

— Пусть зайдет сюда, — предложила я. — Я с ней поговорю. Это, наверно, Агатина подружка. Агата вот-вот должна прийти.

— Ладно, скажу ей. Эй, барышня! — крикнула пани Капустинская в глубину передней. — Что ты там схватила? Здесь ничего нельзя трогать! Это, говоришь, что такое? Это сабля. Видала когда-нибудь вблизи? Нет? Ну, тогда погляди, погляди. Это старинная сабля, память о дедушке. Ох, знала бы ты, барышня, какие были герои в прежние времена! С такими вот саблями у пояса! А теперь что? Голодранцы голодранцами, старики и те невесть что на себя нацепляют, точно им шестнадцать… А коса-то у тебя своя? Не врешь? У моей соседки точь-в-точь такая, только не взаправдашняя. Синтетическая, словно тряпка какая или чулок…

Прислушиваясь к трескотне пани Капустинской, я пыталась вспомнить, кто из подружек Агаты носит косы, но почему-то ни одна коса не приходила мне на ум. Наконец пани Капустинская умолкла и ко мне в комнату вошла незнакомая девочка. Она была небольшого роста, а с макушки и вправду свисала толстая и короткая темная косичка.

— Добрый день… — сказала она неуверенно, как будто слово «добрый» в ее представлении не очень-то вязалось с днем, который человек вынужден проводить в постели.

— Добрый день, — ответила я. — Заходи и садись. Вон туда, на кресло. Агата сейчас придет.

Девочка вошла и села.

— Я не к Агате… — сказала она. — Я к Ясеку. Вы, наверно, обо мне ничего не слыхали. Я Комета.

О Комете я в самом деле еще не слыхала, но, помня историю с Грушей, предпочла воздержаться от расспросов.

— Ясек тоже скоро вернется, — сказала я. — Подожди немного. Я, к сожалению, не могу встать, чтобы помочь тебе поискать учебник…

— Я знаю, — перебила меня Комета. — Ясек мне рассказывал.

Ну конечно, этот трепач все раззвонил на целый свет! Я готова была взорваться от возмущения, но Комета ничего не заметила.

— Ясек мне вообще много рассказывал о своей семье. Он, должно быть, вас всех очень любит.

— Безумно любит, — сказала я, и теперь Комета, в свою очередь, поглядела на меня с любопытством.

— Безумно… — повторила она. — Он вообще очень славный. Я вам завидую. У меня нет ни братьев, ни сестер.

— Единственным деткам, кажется, не так уж плохо живется! — сказала я и улыбнулась бедной, одинокой Комете.

— Это смотря в какой семье. Мне, например, не повезло. Я живу в чудовищной обстановке…

Я не стала выяснять подробности. Судя по всему, отец у Кометы алкоголик, а мать забросила девочку и не обращает на нее никакого внимания. Обычно именно такую обстановку называют «чудовищной». Однако проявленная мною деликатность не удержала Комету от дальнейших излияний. Быть может даже, она расценила мое молчание как признак недоверия, потому что продолжала свой монолог.

— Условия у меня кошмарные, — тоном знатока сообщила она. — Видите ли, мой отец психолог, а мать преподает обществоведение.