Мой волшебный фонарь - [28]
— Ох, мамочка! Можно подумать, ты никогда не приходила с прогулки с мокрыми ногами! Ты знаешь, какая чудесная дорога ведет от станции к лесу? Как она бежит вдоль речки, мимо рощи и лесного питомника и вдруг сворачивает в настоящий дремучий лес… Я знаю там одну замечательно красивую полянку, всю заросшую вереском и тимьяном. Ты хоть представляешь, как чудесно пахнет тимьян?
— Я представляю, как чудесно пахнет тимьян. Но, кроме того, я представляю, в каком состоянии твои девчушки дотащатся до той полянки, где ты прикажешь им его нюхать…
Родители еще долго и упорно меня отговаривали, но накануне отъезда мама напекла целую гору песочного печенья — как на полк солдат, а папа притащил откуда-то гитару.
— С гитарой вам на этой полянке будет еще веселее, — заметил он.
А потом они с мамой в один голос сказали, что все складывается как нельзя лучше, потому что дядя Томек в субботу ведет Агату и Ясека в цирк, я ухожу в поход, и они смогут провести чудесный вечер вдвоем. Тем более, что папе повезло — он достал два билета в театр на спектакль, который мама давно мечтала посмотреть.
Наконец пришла эта долгожданная суббота. Папа собственноручно гладил брюки от выходного костюма, а я засовывала в рюкзак песочное печенье, когда в дверь позвонили. В переднюю впорхнула одна из моих подопечных, Люся. На ней было легкое ситцевое платье, а в руках она держала четыре пакетика с концентратом горохового супа.
— Я не смогу поехать, — сказала она. — Мама не разрешает. Понимаете, у меня была ангина, я всего три дня как встала с постели… Но я принесла суп, который должна была захватить с собой, вот, пожалуйста…
Я взяла у Люси гороховый суп, потому что бежать в магазин мне было уже некогда.
— Жалко… — сказала я. — Очень жаль, что тебя с нами не будет.
— Ирка тоже не поедет, — вспомнила Люся. — Ирка сказала, что раз я не еду, и ей там нечего делать. Понимаете, мы с ней дружим…
Когда Люся ушла, папа поставил утюг на подставку и подошел ко мне. Я как раз запихивала в рюкзак пакетики с гороховым супом.
— Поедете впятером? — спросил он.
— Конечно! Если я сказала, что поеду, значит, поеду! Не могу же я их подвести.
— Что ж, поступай как знаешь… — пробормотал папа, снова берясь за утюг.
Ровно в назначенный час примчалась запыхавшаяся Кася.
— Ой, представляете, мою собаку искусала какая-то неизвестная дворняга! Разорвала ей ухо и вообще… Теперь мне нужно бежать с ней к ветеринару, мама сказала, что это моя обязанность! И еще она сказала, что сначала обязанности, а развлечения потом. Так что я не смогу поехать, ужасно обидно…
Глаза у нее были полны слез, только я не совсем поняла, отчего: то ли из-за искусанной собаки, то ли из-за сорвавшегося похода.
— С тремя ты, надеюсь, не поедешь? — спросил папа, когда дверь за Касей закрылась.
— Поеду! — твердо ответила я.
Пришлось сунуть в рюкзак еще два кило картошки, которые должна была взять с собой Кася. А потом зазвонил телефон, и Мажена скороговоркой деловито сообщила моей маме:
— Извините, пожалуйста, не могли ли бы вы передать нашей вожатой Яне, что я не смогу пойти в поход, потому что мама едет на воскресенье к бабушке и берет меня с собой.
Четверть четвертого явилась Реня. На спине у нее был битком набитый солдатский вещевой мешок, а к носу она прижимала скомканный мокрый платок.
— Мама велела мне взять два одеяла, потому что у меня сильный насморк. И температура, только я стряхнула градусник, чтобы мама не знала.
Я отправила Реню домой. От Марыли вообще не было ни слуху ни духу. Наш дом погрузился в молчание. Мама скрылась в кухне. Папа сунул нос в кухонную дверь, а потом заперся в ванной и долго оттуда не выходил. Я сидела на полу возле рюкзака, который мне очень не хотелось распаковывать. На душе у меня кошки скребли. Я вспоминала свою первую вожатую, в которую была влюблена, и старалась понять, каким образом ей удалось завоевать мое сердце. Я еще никогда не испытывала столь сильного разочарования в жизни!.. В открытое окно донеслась знакомая песенка: «Течет, течет Ока, словно Висла широка…» И вдруг мне показалось, что все это только дурной сон и что мои девочки ждут меня внизу, у подъезда. Я вскочила и выглянула в окно. По улице шагал Зенин отряд. Это ее девчонки распевали про Оку, потому что еще не научились петь харцерские песни…
Я уже расшнуровывала кеды, когда дверь ванной приоткрылась, и на пороге появился папа в довольно странном наряде: на нем были старые брюки и толстый свитер, который он носил только зимой.
— Собирайся, дитя мое! — энергично воскликнул он. — Пошли!
— Куда? — растерянно спросила я.
— Понятия не имею! Сегодня ты меня ведешь. Надеюсь, что на ту полянку.
— Папа… — сказала я мрачно, потому что мне совсем не хотелось идти с ним в поход. — Брось, пожалуйста…
— Я понимаю, что не могу выдержать сравнения с шестью двенадцатилетними девчонками, — ответил он. — Мне сорок лет, у меня седые виски, и я твой отец. Но мне кажется, это не должно нам помешать.
— Не в том дело, папа…
— Я знаю.
Он подхватил мой рюкзак и перебросил его через плечо.
— Я хочу пойти в поход с собственной дочерью. Надеюсь, ты мне не откажешь?
