Мой отец, его свинья и я - [5]

— А где же моя комната? — спросил пенсионер.

Мать немного подумала.

— Ваша комната в подвале, — сказала она. — Сейчас мы используем её как прачечную и гладильную, но она очень уютная и светлая.

Да, подумала я, если включить лампу. Окна в гладильной нет.

— Не годится, — сказал пенсионер, увидев помещение, — это неадекватное жильё для меня.

— Разве? — спросила мать.

— Да.

И он пошёл назад в гостиную.

— Идём, — позвала меня мать и направилась в кабинет отца.

Отец с трубкой во рту сидел за письменным столом. Я хотела усесться в кресло-вертушку, но мать опередила меня. И мне пришлось примоститься на коробке из-под бананов, набитой книгами.

— Семейный совет, — объявила мать. — Тема: изыскание жилого помещения для нашего пенсионера.

Отец поднял глаза от своей книги:

— Это решение я полностью передоверяю тебе, — и снова уставился в свою книгу.

— Тогда, — сказала мать, — он будет жить здесь.

Она оттолкнулась ногами от стеллажа с книгами и пару раз крутнулась в кресле.

Отец перестал читать. «Это не годится, — возразил он, — в своей комнате я должен работать».

Мать остановила вращение кресла, затормозив ногами.

— А у меня, — сказала она, — нет своей комнаты.

Мои родители посмотрели сперва друг на друга, а потом на меня.

— Но он может жить и в гостиной, — быстро сказала я. — Она принадлежит нам всем.

Пенсионер поселился в гостиной. Я помогла ему распаковать чемодан. Там, кроме трёх костюмов и нескольких рубашек, оказались ещё две фотографии в рамках.

— Поставь их на телевизор, — велел он мне.

На одной фотографии была пожилая женщина, на другой — женщина помоложе.

— Это ваша жена и ваша дочь? — спросила я, ставя фотографии на телевизор.

— Нет, — сказал он, — но мне нравится на них смотреть.

На ночь он постелил себе на диване.

На следующее утро, перед тем как уйти в школу, я заглянула к пенсионеру. Он сидел на диване, уже одетый, и смотрел утренние передачи по телевизору.

— А, — сказал он, увидев меня, — ты пришла, чтобы принести мне кофе?

— Э, нет, — сказала я, — я ещё не умею.

Я принесла ему из кухни баночку растворимого кофе и кипятильник.

Когда я вернулась из школы, пенсионер всё ещё сидел на диване. Он смотрел телевизионный магазин.

— А, — сказал он, увидев меня, — ты пришла, чтобы принести мне обед?

— Нет, — сказала я, — но я могу позвать маму.

Я нашла мать в рабочей комнате отца. Она сидела на кресле-вертушке и слушала Брюса Спрингстина.

— Нынешние пенсионеры, — сказала она, — только и знают, что есть да смотреть телевизор.

Сегодня утром, в одиннадцать, рассказала мама, пенсионер потребовал булочку. Поскольку отца дома не было, ей пришлось самой идти в булочную.

— Но теперь, — она остановила кресло, — с меня довольно.

Я побрела за ней в гостиную.

Между тем уже началась программа для детей, как раз показывали «Пеппи — Длинный-Чулок».

— Скоро, — сказала мать пенсионеру, — из-за этого телевизора у вас будут квадратные глаза.

— Скоро, — сказал пенсионер, — у меня будет обед, я надеюсь.

— Вполне возможно, — сказала мать, — если вы его себе приготовите.

Пенсионер запыхтел и прибавил в телевизоре громкость.

Вечером отец принёс от китайцев курятину в кисло-сладком соусе. Я понесла контейнеры из алюминиевой фольги мимо дивана к обеденному столу, который отец накрывал на четверых. Мать выключила телевизор.

— Ах, вы едите в моей комнате? — спросил пенсионер с дивана.

— Да, — сказала я, стягивая с контейнеров крышки.

Пенсионер сел за стол и очень скептически посмотрел на еду.

— В моей прежней семье, — сказал он, — готовили добропорядочную пищу.

После этого он съел две порции курятины в кисло-сладком соусе, сел на диван и включил телевизор. Там шло «Наши училки — большие чудилки». Мать села рядом с ним, взяла пульт и переключила программу.

— Сейчас, — сказала она, — будем смотреть «Художник по понедельникам».

— Нет, — сказал пенсионер, — будем смотреть про училок. Я люблю про училок.

Мать метнула на отца угрожающий взгляд. Отец тоже любил про училок. Пенсионер взял пульт и переключил назад.

— Я вас совсем не понимаю, — сказал он, — ведь это же сериал из вашей юности.

— Нет, — сказала мать, — моя юность обошлась без него!

— Ну, ты, стрекоза, — сказала Хрис Робертс, обращаясь к Венке Мирэ.

Мать встала и вышла вон. Я поплелась за ней следом.

В рабочей комнате отца она уселась в кресло-вертушку. Я поставила Брюса Спрингстина и села на письменный стол.

Вскоре пришёл и отец.

— Что, фильм уже кончился? — спросила мать.

Отец сел на коробку из-под бананов.

— Нет, — сказал он и сообщил, что пенсионер запрещает ему курить в гостиной трубку.

— Этот пенсионер, — сказала мать, — выводит меня из себя.

— Правильно, — отец закурил свою трубку. — А три месяца ещё далеко не истекли! Но ничего, на следующей неделе мы от него отдохнём.

— О, боже мой! — Мать вскочила с кресла. — А я и забыла!

Мы забронировали себе на осенние каникулы на следующей неделе поездку на Мальорку.

Мать сказала, что ни за что на свете не оставит нашу квартиру на этого пенсионера и что нам в таких обстоятельствах придётся отказаться от поездки.

— Разве что, — сказала я, — мы возьмём его с собой.

— И бросим его там, — сказала мать. — Лучшего места, чтобы подкинуть пенсионера, просто не найти.