Мой мальчик, это я… - [9]

Шрифт
Интервал

Искусство Шукшина, оставшись без Хозяина, заняло место на полке, замкнулось в себе. Оценочные баллы превосходной степени, высшие премии пришли после смерти. Даже и золотой дождик пролился, так нужный живому — для независимости.

Теперь Искусство Шукшина затворено на замок.

Наступила пора предательств. Похвалы и предательство ходят вместе. И подкуп: женщину можно купить, если она не знает, что служение мужу от Бога, если не помнит, как служили русские женщины тем, кто нес в себе Божью искру. Купили жену Шукшина Лидию Федосееву, взяли за ней приданое: дом Макарыча — не стены, а дух живой творящего Художника, его наследие, незаконченные труды писателя, его архив.

Сама-то Лидия понимала, это она мне сказала: «Хочешь понять Васю, прочти внимательно „Я пришел дать вам волю“. Это он про себя написал». Ну вот. А поставить фильм ему не дали. И женою распорядились.

Однажды Шукшин прислал мне в журнал «Аврору» рассказ начинающего тогда Макарова, с горячей рекомендацией напечатать, с оговоркой: «Не хочу отдавать толстым московским боярам». Он покусился на косное боярство, жирующее на теле народа, меняющее по обстановке обличие, фразеологию, но насмерть стоящее за собственный интерес. И свое получил.

Живя в доме Шукшина, я думал: мог бы русский человек вот так владетельно войти в этот дом, как вошел в него М.? Поверх житейского, семейного, мужского, женского, мосфильмовского — есть же что-то высшее, общее, святыня, национальное достояние? Чтобы решиться войти в дом русского мастера, по-хозяйски сесть за его стол с недописанным рассказом, надо иметь в себе некий Дантесов комплекс, быть чужестранцем в стране обитания. Господи, помоги нам бедным!


Сегодня был с мамой на кладбище. Железная, из железных прутьев сваренная пирамидка на могиле отца поржавела. Могила заросла дикой травой. Мать рыхлила землю цапкой, посадила маргаритки. Мама худа, стара, без признаков телесной жизни, жива духом единым. В глазах у нее ясность ума и души.

Кладбище разгорожено, оградки впритык, образовались на кладбище как бы квартиры, кварталы, городищи. И всюду имущественное неравенство: есть могилы-люкс, с мрамором, столами, скамейками, дорожками, посыпанными песком. За столами сидят, выпивают. Тенисто, в меру тепло, отрадно. Кладбище успокаивает, примиряет каждого с самим собой. Даже такая диалектическая духовная особь, как я, несущая в себе два разноименных генетических начала: отцовское плотское, материнское идеальное — даже и я как будто обрел в себе божеское смирение. Сколько ни ерепенься, ни колготись, ни греши, ни рыпайся, все равно будешь тут, и будет пахнуть цветущим барбарисом, и будут белые маргаритки, розовые маргаритки. И высохнут слезы.


«Он был, как большинство талантливых людей, небольшого роста...» Помилуйте, а как же быть нам, в меньшинстве, значит, и не высовываться? удовольствоваться своей долговязостью? Кстати, известно, что Чехов был заметно выше среднего роста, не говоря о таких орясинах, как Горький и Маяковский...

Фраза об отношении таланта к росту взята из статьи по случаю убийства художника Попкова. Его застрелил инкассатор на «квадрате», у входа в ресторан «Арагви». Попков вышел из ресторана в солнечном настроении. Тут как раз и такси. Попков не придал значения бирке «Связь» на борту, шагнул в салон такси. Инкассатор с большой сумкой выстрелил ему в живот. Попков, будучи убит, сделался знаменитым, удостоился похвал, премий. Возможно, он тоже был из тех, каковых, по мнению инкассатора, в России много.


Съезд писателей. Москва, гостиница «Россия». Знакомые лица: Абрамов, Распутин, Астафьев, Носов, Белов, Конецкий, Горбовский, Торопыгин, Иван Петров из Петрозаводска (Тойво Вяхя), Иван Чигринов, Иван Мележ из Белоруссии, Фридон Халваши из Аджарии, Ираклий Абашидзе, Максим Цагараев из Осетии, Михаил Кильчичаков из Хакасии, Евтушенко, Аксенов. Вот пропорхнула Бэлочка Ахмадулина, протянула руку, я ее поцеловал. Почему протянула? Должно быть, навеселе. Рядом с ней Поженян. Прошел мимо Сергей Михалков, в темных очках, не поздоровался. Почему? Ананьев в баках, на высоких каблуках. Маленького роста, признанный, а хочется стать повыше. Виль Липатов — хрипатый, заикающийся. Писателю полезно иметь страшненький вид: припадочно моргать, заикаться, нажить мешки под глазами. Не мешает обзавестись мешком денег. Или быть очень старым, как Антокольский: тоже страшно. Или чтобы зубы торчали вперед, как у Марка Соболя. Полезна репутация запойного пьяницы. Вот опять же Виль Липатов... позаикался, проглотил несколько таблеток депрессина. «У меня де-епрессия. Я засыпаю». Он постригся в кружок под Пугачева, чтобы стало еще страшнее.

Евтушенко тоже пугает. Из него бы получилось прекрасное огородное пугало. У него самый большой автомобиль, под номером 00-89. Человек номер 00, от одного вида мороз по спине.


Съездил в Англию, побывал в Лондоне в театре на Стрэнде на спектакле-обозрении нравов «О, Калькутта!». В представлении есть места, когда на сцене все голые, бабы и мужики. Билет на галерку стоит один фунт восемьдесят пенсов. Предлагается в раздевалке бинокль — увидеть все членораздельно; бинокля не взял, увидел в общем и целом. Впрочем, постановщиками предусмотрена полнота, объемность видения из зала: задник сцены — одно сплошное зеркало. Что происходит на сцене? Ну, например: идет турнир двух средневековых рыцарей, фехтуют на мечах, обмениваются по-английски насмешливыми репликами, пикируются. Один из рыцарей утверждает, что он — девушка, другой не верит. Рыцарь-девушка скидывает доспехи, остается в чем мама ее родила. Все смеются. Это — легкий динамичный жанр. Есть сцены с актом-совокуплением. О, Калькутта! В аннотации на спектакль, в программке, сказано, что зрителям предлагается секс по-английски, с юмором, в быстром темпе, в пределах театральной условности, в сценической форме игры.


Еще от автора Глеб Александрович Горышин
Там вдали, за горами...

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Три рассказа

Наш современник. – 1996. – № 9. – С. 28–41.



Синее око

Повесть и рассказы / Худож. А. А. Ушин – Л.: Лениздат, 1963. – 225 с. («Библиотека соврем. прозы») – Фото авт., автобиогр. на суперобл.


О чем свистнул скворец

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.



Рекомендуем почитать
Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.


Пастбищный фонд

«…Желание рассказать о моих предках, о земляках, даже не желание, а надобность написать книгу воспоминаний возникло у меня давно. Однако принять решение и начать творческие действия, всегда оттягивала, сформированная годами черта характера подходить к любому делу с большой ответственностью…».


Литературное Зауралье

В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.


Государи всея Руси: Иван III и Василий III. Первые публикации иностранцев о Русском государстве

К концу XV века западные авторы посвятили Русскому государству полтора десятка сочинений. По меркам того времени, немало, но сведения в них содержались скудные и зачастую вымышленные. Именно тогда возникли «черные мифы» о России: о беспросветном пьянстве, лени и варварстве.Какие еще мифы придумали иностранцы о Русском государстве периода правления Ивана III Васильевича и Василия III? Где авторы в своих творениях допустили случайные ошибки, а где сознательную ложь? Вся «правда» о нашей стране второй половины XV века.


Вся моя жизнь

Джейн Фонда (р. 1937) – американская актриса, дважды лауреат премии “Оскар”, продюсер, общественная активистка и филантроп – в роли автора мемуаров не менее убедительна, чем в своих звездных ролях. Она пишет о себе так, как играет, – правдиво, бесстрашно, достигая невиданных психологических глубин и эмоционального накала. Она возвращает нас в эру великого голливудского кино 60–70-х годов. Для нескольких поколений ее имя стало символом свободной, думающей, ищущей Америки, стремящейся к более справедливому, разумному и счастливому миру.