Мой командир - [42]

— Почему же вы так боитесь друг друга?

Самый заносчивый из них ответил:

— Сказать по правде, мы устраиваем такой приём для всех ребят из других частей, так что к нам уже никто и не приходит.

Проглотив слюну, он продолжил:

— От безделья мы начали делать это и между собой. Вот и получается, что приходится бояться уже своих. В темноте надо быть начеку, чтобы самому не схлопотать.

Хосейн, едва подняв голову, тёр себе бок. Услышав эти слова, он засмеялся, так что выражение его лица, сморщенного от боли, немного смягчилось. Ребята, сидевшие рядом с ним, тут же принялись разливаться в любезностях и справляться о случившемся, будто они вовсе не были к нему причастны.

— Хосейн, что произошло?

— Хосейн, живот болит?

— Хосейн, кто тебя так? Скажи, я сам с ним разберусь!

— Хосейн…

Однако мы с Хосейном прекрасно понимали, что как раз эти ребята его и отделали, поэтому в ответ он только смеялся. Потом хозяева принялись настойчиво упрашивать нас остаться на ужин, но мы не согласились, сославшись на то, что нас ждут в своей палатке.

Мы вышли на свежий воздух. Мерцающие лампы палаток других дивизий и частей, стоявших у склона горы, напоминали крохотные звёздочки, горевшие на земле. От холода у меня мурашки бежали по коже. Я натянул на голову капюшон. Хосейн, который шёл, продолжая держаться рукой за бок, сказал:

— Жаль, что я не послушал твоего совета и всё-таки пошёл туда.

Я легонько потрепал его по щетинистой щеке, усмехнулся и ответил:

— Ничего страшного. Зато ты получил хороший урок.

А потом добавил:

— Пойдём быстрее. Ребята ждут с ужином. Остался же.

Хосейн, морщась от боли в боку при каждом касании признался:

— Меня сегодня уже хорошо попотчевали. Вряд ли захочется ужинать.

— Не грусти! Для чего же нужны друзья? Да чтоб мне ослепнуть! Я за тебя хоть в пекло и готов сам съесть твою порцию.

Мы рассмеялись и пошли к нашей палатке.

Мохаммад Джавад Джозини Грушевый сезон — А Перевод с персидского Светланы Тарасовой

Посвящается героически погибшему Али Шарифиану

Шла первая неделя нашей дислокации на одной из высот рядом с городом Мавут[89]. От связистов из КСИР Голям узнал, что пару дней назад Ирак применил химическое оружие сразу в нескольких местах. Он рассказывал, что иракцы, желая застать наших врасплох, используют это оружие ночью или на рассвете.

Голям думал, что я боюсь химической атаки, и частенько из-за этого надо мной подтрунивал. Каждый раз, увидев меня с противогазом в руках, он кричал в шутку: «Настоящий вояка никогда не расстаётся с противогазом! Сообщить о “Грушевом сезоне — А” могут в любой момент!» Сказав это, он всякий раз надрывался от смеха.

«Грушевый сезон — А» было кодовым названием химической атаки. Голям услышал его от ксировцев и всякий раз, когда хотел подшутить надо мной, пускал его в ход. Не желая ударить лицом в грязь, я всегда старался делать вид, что не обращаю внимания на его слова, однако все мои усилия были напрасны. Взявшись за дело, Голям уже не отступал. Иногда он даже подходил ко мне, спящему, и кричал в ухо: «Химическая атака! Химическая атака!» Когда же я в панике вскакивал, он смеялся и начинал голосом имитировать помехи на радиолинии. Приставив кулак ко рту, изображая разговор по рации, он говорил: «Киш… ш… ш… Киш… ш… ш… Грушевый сезон — А. Грушевый сезон — А… Приём..?»

Как-то вечером, вернувшись из увольнения, я встал в караул вместе с Голямом. К слову сказать, у моего товарища была привычка любыми путями отлынить от караульной службы.

Чаще всего Голям спал в карауле или будил других солдат раньше положенного, чтобы побыстрее сдать свой пост. Когда же наступал черёд вставать в караул ему самому, его невозможно было добудиться.

Против обыкновения в тот вечер Голям был в прекрасном расположении духа. Он отпустил пару своих шуточек в мой адрес, а потом спросил:

— Слышь, вояка, нет чего перекусить?

Я сунул руку в карман и насыпал ему в руку остатки изюма и жареного гороха.

— Говорю тебе, этой ночью наши братки-наёмники обязательно начнут химическую атаку, — опять сказал он.

После этих слов Голям пристально посмотрел мне в глаза, надеясь увидеть в них хоть какой-то намёк на страх. Однако, встретив мой весьма серьёзный взгляд, он понял, что сейчас мне совсем не до его шуток.

Полная луна тихо уплывала за облака. Время от времени в долине раздавались взрывы, сопровождаясь гулким эхом. Голям сел рядом со мной на каменную плиту.

— Говорю тебе, если устал, иди, отдохни.

Я был ужасно уставшим, однако решил отклонить его предложение, зная о его привычке дремать на посту.

— Да не хорохорься ты, — опять сказал он. — Если устал, пойди отдохни. Твой дружище Голям этой ночью до утра будет считать звёзды!

— Я устал, — ответил я, — но боюсь, что ты уснёшь… Ведь…

Прервав меня на полуслове, он засмеялся и сказал:

— Ты плохо меня знаешь. Уже скоро утро. Иди спокойно спать!

Я поднялся и пошёл в окоп, но потом снова вернулся и попросил его:

— Голям, если вдруг начнётся химическая атака, не забудь, что сначала надо подать сигнал тревоги скорой помощи…

Он снова засмеялся и ответил:

— Да не переживай ты так. Если бы они хотели атаковать, то уже бы начали.