Мой друг Абдул - [2]

Вот с тех пор мы и были в ссоре. Не разговаривали вплоть до окончания школы. А там началась война. Сначала ушел на фронт я, потом, слышал, послали учиться в артиллерийское училище и Абдула…

…Я шел улицами Ичеришехера и размышлял. Конечно же Абдул уже вернулся домой. Сейчас встретимся, предадимся воспоминаниям… Столько времени прошло! Столько повидали, пережили! Обоим есть что вспомнить! Конечно, он успешно закончил училище — такой-то способный! — стал офицером. В каком звании может он сейчас быть? Лейтенант? Капитан? А может, даже майор? Демобилизовался ли он? Если не ранен, могли ведь и не демобилизовать, задержать в армии. Ну да ничего, если даже и не вернулся еще домой, расспрошу о нем у его матери тетушки Шахнисы, возьму у нее адрес и напишу Абдулу…

Я шел узкими улочками Ичеришехера, постукивая палочкой по серому потрескавшемуся асфальту. Палочка помогала идти. Раненая нога зажила еще не настолько, чтобы можно было обходиться без такой помощи.

Абдул жил на улице Сабира в одноэтажном домике на самом углу. Вот она, эта улица! Вот он, этот старый домик! За шесть лет он стал старее и ниже. По крайней мере мне так показалось.

Дверь во двор была открыта. Я вошел, думая о том, что скажу при встрече Абдулу, как буду поздравлять с его возвращением тетушку Шахнису. Конечно, они обрадуются моему приходу. Вот только с пустыми руками иду. Будь проклята война и нужда! На базаре ничего невозможно достать! Разве что сушеные фрукты. Но кто ходит в гости с сухофруктами? В гости принято ходить с подарками, со сладостями. «Ну да что поделаешь, — успокоил я себя, — сначала хоть так встретимся, а потом приглашу Абдула с тетушкой Шахнисой к нам, познакомлю их с мамой…»

Я поймал себя на том, что волнуюсь. Волнуюсь, как студент перед трудными экзаменами.

Во дворе все было таким же, как и шесть лет назад. Так же капала вода из крана, который стоял посреди двора, и стекала струйкой в канаву. Эх… сколько раз играли мы возле этого дома в прятки! Сколько раз, когда у нас пересыхало горло, прибегали сюда, во двор, к этому медному потускневшему крану, пили, захлебываясь, воду до тех пор, пока наши животы не раздувались и не становились похожими на бурдюки.

Двор был пуст. На дверях квартиры, где жили Абдул и тетушка Шахниса, висел маленький замок. «Да, все так, как я и предполагал: Абдул еще не вернулся в Баку, а тетушка Шахниса на работе…»

Я слышал, что после смерти мужа тетушка Шахниса устроилась работать в красильню в Чемберекенде. Сходить туда? Это ведь совсем близко.

Я стоял во дворе и гадал, как поступить: подождать до вечера — к тому времени тетушка Шахниса, конечно, вернется домой — или прийти как-нибудь потом? В это время открылась дверь на балконе позади меня.

— Тебе кого, сынок? — спросила женщина.

— Хотел бы повидать Абдула, — ответил я.

Женщина оглядела меня с ног до головы, задержала взгляд на палочке в моей руке и, немного подумав, спустилась во двор.

— А ты кто будешь?

— Я товарищ Абдула. Мы вместе учились. Раньше я часто приходил в этот двор, тетя.

Женщина прищурила глаза и долго всматривалась в мое лицо.

— Говоришь, раньше приходил? Что-то не припоминаю… — И опустила голову. Нет Абдула, сынок… Не вернулся с войны…

— Значит, еще не вернулся? Я так и думал. Офицеров не всех отпускают. А вы не знаете, тетя Шахниса когда вернется?

Женщина замялась, снова внимательно оглядела меня, по лицу ее пробежала тень.

— Значит, говоришь, ты товарищ Абдула? Мне непонятны были ее вопросы. И чего она так? Неужели не внушаю доверия?

— Да, мы были друзьями, учились в одном классе, Я знал и покойного дядю Гадира.

— Понимаю, понимаю… — Женщина сделала щаг в сторону, пропуская меня вперед. — Ну, проходи в дом, чего же во дворе стоять…

— Спасибо, тетя, я пойду. Что поделать, зайду вечером…

Я повернулся и собрался уже уходить, по женщина окликнула меня:

— Не спеши, сынок, зайди все-таки к нам, я должна тебе кое-что сказать.

Неудобно было входить в чужой дом, но и уходить неловко. С надеждой узнать о товарище я последовал за хозяйкой.

В комнате на ветхом диване, стоявшем в углу, облокотившись на подушки, сидела худая старуха с высохшим, покрытым глубокими морщинами лицом и совершенно белыми волосами. Я поздоровался с ней и сел на стул возле накрытого клеенкой стола. Старуха принялась внимательно рассматривать меня.

— Кто этот военный, Хадиджа?

Женщина, пригласившая меня в комнату, склонилась к уху старухи:

— Это товарищ Абдула, мама!

— Да-а-а, — протянула старуха и еще пристальнее стала всматриваться в мое лицо. — А чего он хочет? — Старуха явно не страдала отсутствием любопытства.

— Я его попросила зайти! — снова склонилась к ней тетя Хадиджа: видно, мать слышала, совсем уже плохо.

— А-а-а, — снова протянула старуха и что-то зашамкала себе под нос.

Тетя Хадиджа села напротив меня и вздохнула.

— Эх, сынок, язык не поворачивается рассказывать. Храни бог от такого. Разрушен дом Гадира-киши, весь разрушен… — И по щекам ее покатились слезы.

Этого мне было достаточно. Как заведено, уходит отец — в его доме остается сын, он зажигает свет. В доме Гадира-киши свет зажечь некому. Идя сюда, я так настроился на встречу с Абдулом, и вот тебе на… Значит, тетушка Шахниса теперь осталась совсем одна. Бедная женщина! И мужа, и сына потеряла. Как же ей трудно будет одной! Такое тяжелое время!..