Мой дом — не крепость - [57]

Спустя годы оборачиваемся назад, удивляемся собственной былой беспомощности и сожалеем, что ничего нельзя повторить, невозможно начать сначала.

В молодости, уже обзаведясь семьей, я часто мечтал о том времени, когда дети вырастут, станут все понимать, и вот наконец пригодятся «зарубки», — будет мне с моими отпрысками легко и просто.

Не тут-то было.

Снова — нехоженая тропа, опять — задачки со множеством неизвестных, а в ответ не заглянешь. Новое качество — отец почти взрослого сына, — по крайней мере, меня застало врасплох. Женщины острее отзываются на такие вещи: Ирина первая заметила перемену, происшедшую с Алексеем.

Однако достанется и на мою долю: судя по всему, впереди еще немало сюрпризов. Сейчас ему по вечерам названивает эта разбитная хохотушка Марико. Он стесняется нас с Ириной, если мы дома, но сломя голову бежит на звонок, а мы, обескураженные его непостоянством, не знаем, как относиться к изменившейся обстановке.

Может быть, нужно учить молодежь любви?..

Это потруднее, чем математика и литература.

Даже наверное — нужно. Жаль, никто точно не знает — как.

В одном я убежден: нет ничего вреднее и опаснее ханжества, подслащенной конфетной моральки, когда наружная благопристойность становится самоцелью.

И как много еще воинствующих моралистов, насквозь пропахших нафталином, но воображающих себя рыцарями высокой нравственности!

Нет, не пристало нам сюсюкать и прибегать к позлащенным оберткам, любовь в них не нуждается. В новом, свободном от предрассудков обществе, которое мы взялись построить, она должна быть достойной его. И незачем отделять начало телесное, пряча его под фиговым листком, ненадежным прикрытием, которое в конце концов сдует ветром юного любопытства, усиленного запретом и умолчанием.

Древние возвели в культ красоту человеческого тела. Они оставили нам Венеру Милосскую и десятки других немеркнущих образцов искусства, которые у нормальных людей не могут вызвать ничего, кроме поклонения и восторга.

Так почему же теперь кое-где торчат еще в наших скверах и парках неуклюжие беленые статуи дискоболов и девушек, толкающих ядра, с ногами, монументальными, как колонны Исаакиевского собора, в обязательных майках и трусиках, сшитых по моде тридцатых годов?.. По какой такой инерции или недомыслию родители стыдливо прячут от детей шедевры обнаженной натуры, забывая, что Красота никогда не бывает безнравственной?..

И никого не спасают этим: досужие мальчишки, получившие однобокое воспитание, все равно доберутся до гипсовых пловчих и волейболисток, измазав их карандашом в неподходящих местах.

А книги? Никто не спорит, как важно руководить детским чтением. Но без категорических запрещений. Если подросток взял в руки томик Мопассана раньше, чем следует, не надо устраивать сцен и отбирать книжку. Не лучше ли попробовать рассказать ему, что хорошо, а что плохо и почему писатели изображают теневые стороны жизни. Поговорить о любви, не фарисействуя, но и не вдаваясь в физиологические детали, — о настоящей, пронесенной сквозь годы, возвышающей, и о жалкой подделке, которая обедняет, унижает само наше назначение на земле.

Пусть читает тогда. Если не дорос, бросит.

Ко всему бы еще — родительский пример, когда в семье — любовь и согласие, когда ребенок видит, что у взрослых слово не расходится с делом и ведут они себя именно так, как требуют от других.

Нет ничего сильнее примера для маленького человека: как губка, впитывает он окружающее, не заботясь об избирательности, не имея о ней пока никакого понятия. Он все принимает на веру и творит себя по нашему образу и подобию. Так чья же забота, чтобы образ этот заслуживал подражания?..

Истины давно известные. Но не мещанину, который живуч и страшен тем, что сумел примениться к новым условиям, научился скрывать свое обличье.

Сколько труда стоило мне самому преодолеть последствия неверного воспитания! Осуждать своих бабку и мать я не собираюсь: в этом нет смысла. Я понимаю теперь, что оберегали меня, в сущности, не от дурных влияний, возможных во все времена, а от самой жизни.

Впрочем, это — к слову.

Слава богу, все чаще раздаются разумные голоса, призывающие учить молодежь эстетике чувств и, не прибегая к опустошающему срыванию всех покровов (а это случилось в некоторых западных странах!), говорить о любви, как подобает подлинным реалистам.

Что знают наши новобрачные о супружестве? О социальной основе брака, его этике, физиологии, гигиене?

Очень мало. Удручающе мало.

И никому не повредили бы какие-то курсы или лекции, — назовите как угодно, — прочитанные в обязательном порядке знающими и тактичными врачами-сексологами отдельно женихам и невестам за те два испытательных месяца, которые загс дает им на размышление. Что-то в этом роде делается уже в больших городах.

Может быть, там же, в загсе, продавать и специальную литературу?

Мне неизвестны демографические изыскания в этой области, но почти уверен: добрая половина браков, расторгнутых в первый год после свадьбы, не выдержала испытания на прочность лишь потому, что партнеры  н е  з н а л и  того, что им следует знать. Я не случайно употребил прохладное слово «партнеры»: обменявшись кольцами и совершив остальные формальности, люди супругами еще не становятся. Это тоже премудрость, тоже наука, о которой у нас говорят и пишут меньше, чем стоило бы.